Московский дневник

Жилищная проблема порождает здесь странный эффект: когда идешь вечером по улицам, то видишь, в отличие от других городов, что почти каждое окно и в больших, и в маленьких домах освещено. Если бы свет этих окон не был таким разнородным, можно было подумать, что это иллюминация. Еще кое-что я заметил в последние дни: не только снег заставит меня тосковать по Москве, но и небо. Ни над одним из других городов-гигантов нет такого широкого неба. Это из-за того, что много низких домов. В этом городе постоянно ощущаешь открытость русской равнины. Новым и радостным впечатлением был увиденный мной на улице мальчик, который гордо нес доску с чучелами птиц. Значит, и таких птиц можно купить на улице. Еще более странным впечатлением этих дней была встреча с «красной» похоронной процессией. Гроб, катафалк, лошадиная упряжь были красными. Еще я видел трамвайный вагон, разрисованный политпропагандой. К сожалению, он ехал слишком быстро, так что я не мог разобрать деталей. Поразительно, как много экзотического обрушивает на тебя этот город. В моей гостинице я каждый день вижу множество монгольских лиц. Но вот недавно на улице появились люди в красных и желтых одеяниях, буддийские священники, как мне сказал Бассехес, проводящие сейчас свой съезд в Москве. В то же время кондукторши в трамвае напоминают мне примитивные народы Севера. Они стоят на трамвайной площадке, в шубах, словно самоедки на своих санях. – В этот день удалось кое-что уладить. Первая половина дня прошла в хлопотах, связанных с подготовкой к отъезду. Я по глупости дал проштамповать свои паспортные фотографии, и теперь пришлось фотографироваться в срочной фотографии на Страстном бульваре. Потом по другим делам. Накануне я от Рахлиной связался с Иллешем и договорился зайти за ним в два часа в Наркомпрос. После нескольких безуспешных попыток удалось его найти. Мы потеряли много времени по пути пешком от министерства к Госкино, где Иллеш должен был поговорить с Панским. К несчастью, мне пришла в голову мысль попросить через Госкино кадры из «Шестой части мира», и я высказал это пожелание Панскому. В ответ я услышал какую-то чепуху: о фильме вообще не следует упоминать за границей, в нем использованы фрагменты иностранных фильмов, из каких именно, уже толком не известно, так что могут быть неприятности, – короче, поднял страшный шум. К тому же он всеми силами пытался заставить Иллеша тут же отправиться куда-то, чтобы заняться подготовкой экранизации «Покушения». Иллеш, верный нашей договоренности, все же отказался, так что наш разговор все таки состоялся в расположенном неподалеку кафе («Люкс»). В результате, как я и ожидал, я получил от него интересную схему литературных группировок в современной России на основе политической ориентации авторов¹³⁵. После этого я сразу пошел к Райху. Вечером я снова был у Рахлиной, Ася попросила меня прийти. Я совершенно вымотался и ехал на санях. Наверху я обнаружил непременного Илюшу¹³⁶, накупившего кучу сладостей. Сам я принес не водку, как просила Ася, потому что достать ее не смог, а портвейн. В этот день, а еще больше на следующий, мы долго говорили по телефону, это было очень похоже на наши берлинские разговоры. Ася очень любит говорить важные вещи по телефону. Она говорила, что хочет жить у меня в Груневальде, и была очень недовольна, когда я сказал, что это не выйдет. От Рахлиной же я получил в этот вечер в подарок кавказскую саблю. Я оставался, пока и Илюша не ушел; я был не очень доволен, особенно потом, когда Ася устроилась рядом в кресле на двоих, сидящие в нем оказываются спиной к спине. Но она села на кресло с ногами и накинула на себя мое шелковое парижское кашне. К сожалению, я уже поужинал дома, так что не смог съесть много сладостей, стоявших на столе.

26 января.