Московский дневник

Я дописываю кое-что о Москве из того, что стало ясно для меня лишь в Берлине (где я с 5 февраля завершаю эти записи, от 29 января и дальше). Для приезжающего из Москвы Берлин – мертвый город. Люди на улице кажутся безнадежно обособленными, от одного до другого очень далеко, и каждый из них одинок на своем участке улицы. И еще: когда я ехал от вокзала Цоо в Груневальд, то местность, по которой я ехал, показалась мне похожей на подметенный и натертый паркет, излишне чистой, излишне комфортабельной. Новый взгляд на город, как и новый взгляд на людей, напоминают обретение нового духовного состояния: все это несомненный результат поездки в Россию. Пусть знакомство с Россией было совсем поверхностным – все равно после этого начинаешь наблюдать и оценивать Европу с сознанием того, что происходит в России. Это первое приобретение стремящегося к пониманию европейца в России. С другой стороны, поэтому и пребывание в России – такой верный пробный камень для иностранных визитеров. Каждый оказывается вынужден занять определенную позицию и точно ее обозначить. Вообще он тем больше будет склонен к скороспелым теориям, чем больше он будет отстранен и замкнут на своем личном, чем дальше он будет от российской жизни. Кто проникнет в российскую ситуацию глубже, тут же потеряет склонность к абстракциям, которые даются европейцу без особого труда. – В последние дни в Москве мне показалось, что монгольские продавцы разноцветных бумажных изделий снова стали попадаться на улицах чаще. Я видел человека, – правда, это был не монгол, а русский, – который вместе с корзинами продавал маленькие клетки из блестящей бумаги, в них сидели бумажные птички. Встретил я и настоящего попугая, белого ара: на Мясницкой он сидел на корзине, в которой женщина держала белье, приготовленное на продажу. – Где-то я видел в продаже детские качели. В Москве практически нет колокольного звона, накрывающего большие города такой неодолимой тоской. Это еще одно обстоятельство, которое понимаешь и начинаешь любить только по возвращении домой. – Когда я приехал на Ярославский вокзал, Ася была уже там. Я опоздал, потому что прождал трамвай четверть часа, а автобусов в воскресенье утром не было. Завтракать было уже некогда. День, по крайней мере его первая половина, прошел под знаком угнетенного состояния. Только на обратном пути из санатория я смог по-настоящему насладиться великолепной поездкой на санях.

Алексей Сидоров (?). Без названия (Танцевальный этюд для выставки «Искусство движения»). 1926–1927 гг.