Московский гость

— Если бы я был в состоянии поднять большую духовную волну, я бы сделал это без промедления, — ответил он. — Но вряд ли мне это под силу, во всяком случае в настоящую минуту. Придется подождать. Когда истина напоминает о себе, нам кажется, будто ее свет пролился в глубине нашего сердца, но мы вдруг попадаем в ее лучи и видим все свое ничтожество. Для начала я позвоню жене, скажу, что задержусь здесь, попрошу, чтобы она устроила мне отпуск в издательстве, и прислала денег на первое время. Надеюсь, я принял благоразумное решение.

— Вы можете пока пожить у нас, чтобы вам не платить за гостиницу, — сказала Вера. — У нас с братом домишко не ахти какой, но места хватит.

— Вы очень любезны, — проговорил Григорий Чудов отвлеченно.

Муха вылетела в открытое окно, унося его решение на суд жены. Этого суда путешественник не опасался. Он привык мыслить самостоятельно и в своих суждениях ни от кого не зависел.

4. Салон Вдовы Ознобкиной

Улица Кузнечная была одной из самых непритязательных в Беловодске, она складывалась из каких-то серых, насупившихся и подточенных как будто именно здесь специально не прекращающимися дождями домов настолько неопределенной и безликой архитектуры, что их можно было выдавать и за образец некоего древнего, не поддающегося теперь разгадке стиля. Среди этих окаменевших монстров примерно год назад вдруг, словно по мановению волшебной палочки, возник кирпичный особняк в три этажа, удивлявший радостной причудливостью своих форм. Владелец этого затейливого теремка, старик Ознобкин, успел только завершить строительство, но не насладиться жизнью на новом месте. Костлявая прибрала его. Оставшаяся после него молодая вдова, понимая, что загадка богатства, позволяющего строить такие хоромы, мучит и даже не самых досужих беловодцев, иногда, в благодушную минуту, снисходила до объяснений.

— Мой старик, — говаривала она, — наворовал быстро, а к праотцам отправился еще скорее. Сверзился, бедняга, с крыши.

Эти слова лишь казались вызывающе циничными, а на деле скорее потрафляли давно утвердившейся моде патетически провозглашать, что воруют все, и ловко притупляли пытливость горожан. Вдову не трогали, более того, она снискала славу милой и остроумной бабенки. Между тем в ее шутейном послесловии к жизни старика Ознобкина содержался несомненный намек на правду, ибо этот старик был темной личностью, и вдовье высказывание о быстроте совершенной им кражи могло соответствовать действительности лишь в том философском смысле, что даже и продолжительное, по человеческим меркам, существование ее покойного мужа было все же только кратким мгновением в сравнении с вечностью.

Весь тот год, что она прожила на положении вдовы, Катя Ознобкина популяризировала в Беловодске свои мощные культурные запросы. Она бывала на разных выставках и презентациях, ее видели даже в местном театре драмы и комедии, но это уже смахивало на недоразумение, поскольку упомянутый театр, унылый до невозможности, был последним местом, куда пошел бы просвещенный и благоразумный человек. Цивилизующий гений, дух культурного благоустройства овладел вдовой Ознобкиной ровно на столько, на сколько можно овладеть женщиной без того, чтобы она почувствовала себя готовой пуститься во все тяжкие, и теперь выглядывал из нее с подобием некоторой даже интеллектуальности. Заневестившись у этого скорее домовитого, чем раздольного и бесхозного духа, Катюша и устроила в своем знаменитом особняке нечто вроде салона, где собирались сливки местного общества.

Надо признать, в этот салон думающую публику влекло все же не желание полюбоваться разбушевавшимся интеллектом его хозяйки, а выросшее до похотливого стремление отведать те бесчисленные рыбные блюда, которые вдова готовила. Она называла это «кое-что из осетрины» и утверждала, что весь исходный продукт для будущих гастрономических изделий отнюдь не куплен ею на рынке, а выловлен в местных водоемах.

Отведавшие вдовьей осетрины, как и только мечтавшие хотя бы издали взглянуть на нее, сходились на том, что мелькающим в словах вдовы намеком на бедность, будто бы вынуждающую ее собственными ручками ловить рыбку, чтобы доставить удовольствие гостям, можно пренебречь. Гораздо большего внимания заслуживал вопрос, где, в каком таком водоеме рыбачит вдова. Люди, сидящие нынче с удочками на берегах Большой, по скудности их улова могли быть названы рыболовами разве что человеком, пытающимся выдать желаемое за действительное. А на пиршественном столе вдовы рыба — да еще какая! — не переводилась.

Эта загадка терзала беловодцев, и они изо всех сил старались уличить вдову во лжи. По общему убеждению, ни в самом Беловодске, ни в его окрестностях никакая рыба уже давно не водится, однако вдова кичливо демонстрирует неисчерпаемость ее запасов. Выходит, уличить эту бабенку — задача не из легких. Очень близко к раскрытию истины подошел один ученый беловодец, во всяком случае его научный комментарий прозвучал как гром с ясного неба.