Московский инквизитор (сборник)

Егоров поднялся и начал расхаживать по кабинету, а гость сидел, откинувшись на спинку стула, и равнодушно рассматривал картину на стене — он свое дело сделал, пусть теперь Егоров себе голову ломает. Наконец Николай Владимирович, остановившись перед гостем, сказал:

— Есть у меня такая вещь. И дорогая, и с душком. — Гость внимательно смотрел на него, ожидая подробностей, и тот, помолчав, продолжил: — Ты же знаешь, чем занимался мой отец?

— С законом не дружил, — заметил тот.

— Короче, перед переездом в Москву я продал дом с участком, и покупатели потребовали, чтобы я все оттуда сам вывез. Они собирались делать капитальный ремонт, так что им одни только голые стены и требовались. Ну, и заодно сарай освободил — они там на время ремонта жить собирались. Вот там-то я в ящике с инструментами одну вещь и нашел. Отец гвозди, шурупы, гайки и все прочее по жестяным коробкам из-под халвы, леденцов и чая держал. Сам не пойму, зачем я их открывать стал, — пожал плечами Егоров. — Ну, в общем, в одной из коробок она и лежала, в газету завернутая. В нашей семье этой вещи никогда не было и быть не могло, так что папаша ее у кого-то увел, но вот у кого, теперь уже у него не спросишь — мне четырнадцать было, когда он погиб. Я ее никогда в жизни никому не показывал — понимал же, что ворованная.

— То, что ворованная, это прекрасно, но действительно ли она дорогая? — уточнил гость.

— Камешки в ней точно настоящие, потому что я проверял — стекло режут, как нож масло.

— То, что надо, — удовлетворенно заметил гость. — Дорогая, ворованная и к тебе никакого отношения не имеет. — И, наконец, поинтересовался: — А что это?

— Сейчас покажу, — пообещал Николай Владимирович.

Он достал из сейфа жестяную коробочку из-под карамели, открыл, и там, по-прежнему завернутый в старую газету, лежал некий предмет. Он вытряхнул его на стол, развернул пожелтевшую газету, и в кабинете вдруг словно стало светлее — это вспыхнули камни в небрежной кучкой лежавшем украшении. Гость расправил его, и оказалось, что это колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов.

— Пойдет, — просто сказал гость и поинтересовался: — Не жалко?

— Знаешь, — подумав, сказал Егоров, — папаша у меня дураком не был и городских барыг не понаслышке знал, но раз он не решился эту штучку сбагрить, значит, опасался чего-то. Может быть, за ней и убийство стоит. Она у меня уже давно без толку лежит, и если ты гарантируешь, что твоя идея сработает и этот Гуров до меня не доберется, то пусть хорошему делу послужит.

— А ты не забыл, как сам мне говорил, что мы в одной связке? — криво усмехнулся гость. — А что собой представляет Гуров, можешь поинтересоваться у кое-каких своих знакомых, но только после понедельника, — предупредил он. — Меня здесь никто никогда раньше не видел, а как объяснить мой сегодняшний визит, придумай сам.

Гость начал осторожно складывать колье, чтобы оно снова поместилось в коробку, и тут вдруг резко распахнулась дверь, и в кабинет влетела жена Егорова. Судя по виду, она уже крепко выпила и была взбешена настолько, что с ходу начала скандалить:

— Коля! У тебя совесть есть? Бросить гостей и меня в такой день! Какого черта ты здесь отсиживаешься? Тебя там уже все заждались! Если хотел испортить мне день рождения, то мог бы его просто не устраивать!

Егоров не успел и слова сказать, как женщина, увидев гостя, переключилась на него:

— Опять этот попрошайка! Опять пришел деньги с моего мужа тянуть! Сколько можно? Хромай отсюда, пока цел, а то я сейчас прикажу охранникам тебя, как мусор, выкинуть! Калека чертов!

Пока она орала, гость успел убрать колье в коробку и сунуть ее в карман, а потом взял костыли и стал подниматься со стула. Разъяренный Егоров подскочил к жене и влепил ей такую пощечину, что она мигом заткнулась, а потом почти проорал ей в лицо:

— Заткнись, шалава! Таких тварей, как ты, в Москве больше, чем грязи! Ты у меня третья и явно не последняя, потому что дура набитая! А он — один-единственный и других не будет! Поняла, сука!

Мигом протрезвевшая женщина только хлопала глазами и, как рыба, беззвучно открывала рот, а Николай Владимирович резко развернул ее к двери и вытолкнул из кабинета.

— Запоздалый урок, — покачав головой, заметил гость. — Раньше надо было учить, чтобы без стука в кабинет не вламывалась. И сказал ты сейчас много лишнего. Ты отправь-ка ее завтра прямо утром куда-нибудь отдыхать, да подальше, да на подольше.

— Обойдется! — отмахнулся Егоров.

— Ты не понял, — укоризненно сказал гость. — То, что она меня видела — полбеды, но она видела вот это, — он похлопал себя по карману, где лежала коробочка, и объяснил: — Я его в тот момент еще не успел убрать. Сейчас она еще не поняла, что именно увидела, но вот потом может и вспомнить, и понять. Так вот, чтобы у нее мысли были другим заняты, а новые впечатления вытеснили старые, ты ее и спровадь. Только, пожалуйста, не злобствуй, а то с тебя станется.

— Да ну тебя! — поморщился Николай Владимирович. — Как обратно доберешься?