Московский инквизитор

Едва Лев взял телефон, как тот зазвонил. Номер был незнакомый, но Лев ответил — это оказался дежурный ИВС. Он долго колебался: звонить или нет, а потом подумал, что лучше рискнуть. О том, что некоторые генералы не без содействия Гурова сменили место работы на гораздо менее престижное, а то и вовсе со службой и свободой распрощались, в полицейских кругах Москвы не знал только глухой. Вот и получалось, что иметь такого человека врагом — себе дороже, тем более что он все равно скоро все и сам узнает, так что лучше уж вовремя прогнуться.

— Лев Иванович, — шепотом проговорил он. — Я, как и обещал, собирался поместить вашу супругу в тихую камеру, но мне приказали посадить ее к уголовницам.

— Кто? — помертвев, выдохнул Лев.

— Никифоров, — еще тише, едва различимо ответил дежурный. — Только вы меня не выдавайте, пожалуйста. Мне же здесь еще служить.

— Не выдам, — пообещал Гуров.

Поняв, что произошло что-то страшное, остальные трое не дыша уставились на него, но Лев все молчал.

— Ну? — рявкнул на него Орлов.

— Никифоров приказал посадить Марию к уголовницам, — мертвым голосом произнес наконец Лев. — Если с ее головы хоть волос упадет, я его застрелю, — сказал он, и прозвучало это так, что все поверили — да, застрелит.

— Вот ведь сука! — с ненавистью процедил Крячко. — Ну повезло тебе один раз! Уцелел ты, когда ложкомоевских ублюдков там потравили, так сиди тихо! Нет же! Он снова на рожон лезет!

— Ему просто приказали, — тем же голосом ответил Лев. — И он, гад, мне скажет, кто именно!

— Охолонись, Лева! А то таких дров наломаешь, что рядом с Марией окажешься! — прикрикнул на него Орлов. — С этим делом я и сам разберусь! Ты адвокату звони!

Непослушными пальцами Лев с трудом набрал номер Любимова, который ответил ему тут же.

— Это Гуров, — представился Лев.

— Здравствуйте, господин полковник, — сочувственным тоном сказал адвокат. — Наверное, репортаж нашего общего знакомого Александра Турина смотрели, вот и позвонили попозже. Я тоже посмотрел — грустное зрелище. Сколько живу, столько удивляюсь, как некоторые люди весело и с песней копают себе могилы, а потом очень удивляются тому, что в них оказались — это я о Задорожном, Лескове и тех, кто за ними стоит. Как я понял, ваша супруга в ИВС? В каком именно? — поинтересовался он и, услышав ответ, предложил: — Тогда встретимся с вами возле входа в девять часов утра.

— Завтра воскресенье, — напомнил Гуров. — Как вы сможете получить ордер, если даже я не знаю, кто будет ее следователем?

— Простите, Лев Иванович, но это уже мои проблемы, — успокаивающе заверил Любимов.

— Марию посадили в камеру к уголовницам, — сдавленным голосом сказал полковник.

В ответ адвокат присвистнул и заявил:

— Тогда считайте, что эти люди себя уже и закопали! До встречи!

Отключив телефон, Гуров тяжело вздохнул и стал подниматься.

— Ну куда ты в таком состоянии? — остановил приятеля Орлов. — Оставайся у меня — спать-то всего пару-тройку часов осталось, а то, пока доедешь, и того не будет.

— Надо переодеться, чтобы выглядеть достойно, а то эти сволочи решат, что они меня сломали, — объяснил Лев.

— Да мы с дядей Левой поедем, — поддержал родственника Вилков.

— Так у вас же там, судя по репортажу, черт ногу сломит. Все вывалено, скомкано и перемешано вдобавок, — попытался отговорить их Стас.

— Вот пока дядя Лева будет спать, я ему костюм, рубашку и все остальное подготовлю, — заверил их Саша.

Поняв, что спорить бесполезно, Орлов с Крячко махнули рукой, и Гуров с Вилковым ушли. Когда Лев вошел в квартиру и увидел царивший там разгром, то чуть не взвыл. А уж когда посмотрел на празднично накрытый в честь премьеры Марии стол, стало еще хуже, хотя вроде бы дальше уже и некуда. Он заставил себя лечь на кровать, хотя и понимал, что не уснет, но едва он закрывал глаза, как ему представлялись такие картины Марии в одной камере с уголовницами, что впору брать пистолет, ехать в ИВС и расстреливать там всех, кто только попадется на пути.

Возившийся на кухне Вилков прекрасно понимал, что дядя Лева не спит, но все равно старался не шуметь. Он выудил из валявшихся кучей на полу вещей костюм, рубашку, галстук и все остальное, что могло потребоваться Гурову через несколько часов, и старательно стал приводить их в порядок, но думал при этом о тете Маше, хотя она и запрещала ему так себя называть, а велела обращаться просто по имени.

А у Марии к тому времени все уже было в порядке. Относительном, конечно. С трудом пережив процедуру обыска, личного досмотра, фотографирования и дактилоскопирования, она довольно долго сидела в какой-то комнате, держа в руках не только пакет с туалетными принадлежностями и кое-какими продуктами, которые ни за что не стала бы есть после того, как в них копались чужие люди, но и стопку жутко чем-то вонявшего постельного белья. Наконец за ней пришла какая-то женщина в форме и повела ее по бесконечным коридорам. Звук отпиравшихся перед ней, а особенно запираемых сзади замков здорово действовал на нервы, но она держалась.