— Перед смертью отец хотел рассказать мне все это… но так и не успел… Но я знал и так, — Чарли действительно подозревал что-то подобное на протяжении всей его жизни. Даже в детстве он подсознательно ощущал что-то странное, как обычно дети чувствуют то, что не имеет логического объяснения. Он откуда-то знал, что Маргарет Стоун не его родная мать. Что тогда сказал ей отец, тогда, много лет назад, в момент гнева? «Ты же его мать! И у него нет другой матери!» Да… Крик человека, охваченного чувством вины и злости: мне надо, чтобы ты была его матерью, ведь его настоящая мать…
— Мы… некоторые из нас… мы попали в ловушку, но не мы ее оставили… — прошептал Леман. — Шла холодная война двух супердержав. Я попал в ловушку… моя Соня… Но ты, Чарли, хотя бы ты избежал этой участи.
И старик навсегда закрыл глаза.
Ловушка. Заложники.
«Ты — вечности заложник, — любил цитировать Элфрид Стоун, — у времени в плену».
Теперь Чарли понял. Его отец говорил не о трагедии мира. Он говорил о своей личной трагедии. О трагедии Сони, матери его сына.
Вашингтон
Прошел уже почти год со дня празднования Октябрьской революции, когда Стоун получил заказное письмо от Якова Крамера, который теперь жил в Нью-Йорке, на Брайтон-бич. Чарли удобно устроился в кресле и вскрыл конверт. Их новая квартира в Джорджтауне была завалена банками с краской, компрессорами, стремянками и старой одеждой. Шарлотта в забрызганном краской платке, завязанном назад, стояла над ним.
В конверте лежали несколько пожелтевших листков бумаги.
Со смешанным чувством трепета, волнения и любопытства Чарли осторожно вытащил их и взглянул на документы. После всего, что с ним произошло, после этих долгих и трудных поисков они показались Чарли на удивление знакомыми.
Первым шло письмо. Оно начиналось словами: «В Политбюро ЦК РКП(б)». И внизу стояла подпись: «В. И. Ленин».
Хочу выразить благодарность