Московский лабиринт

Левой рукой я хватаю Ивана за бронежилет и осторожно, словно стеклянную игрушку, поднимаю над полом. Такой тяжёлый, чёрт… А я такая неповоротливая. Пудовые гири тянут к земле, и боль в висках становится совсем нестерпимой… Только бы не потерять сознание…

Первая пуля вонзилась в плечо Митяя. Вторая – вот-вот пробьёт грудь. Для женщин он уже бесполезен. Обе вскакивают, с лёгкостью уклоняясь от моих посланцев. В руках у каждой – небольшой, но вполне смертоносный «керамик». Я знаю, стрелять будут по ногам – они должны остановить нас и взять живыми…

Спасительная дверь – близкая и недосягаемая. «Керамики» выплёвывают медленных маленьких убийц… Нет, не такие уж и они медленные. Трудно уворачиваться, когда в глазах темнеет от боли, когда воздух душит тебя, забивая глотку, словно густеющая смола…

Проворный комочек у колена майора – едва успеваю отбить его своим автоматом.

Наконец-то мы в коридоре. Бережно опускаю Ивана и что есть силы налегаю на дверь. Господи, ну почему она такая тяжёлая! Будто вагон в гору толкаешь… Локоть обожгло. Не успела уклониться. А женщины уже рядом, двигаясь лишь чуть медленнее своих пуль.

Когда щель между дверью и стальным косяком становится совсем узкой, кто-то упирается изнутри. Наверное, пока – кончиками пальцев. Когда они обе навалятся плечами – меня отбросит, словно щепку из под колёс поезда. В последнем отчаянном рывке, толкаю дверь. Ещё… Совсем немного, чтобы повернуть рукоятку замка… Тьма наползает и душит… Я понимаю, что так и не успею справиться с рукояткой. И уже теряя сознание, чувствую лёгкую вибрацию – срабатывает электронный замок. Неужели Семён? Какой молодец!…

Глава 4

Очнулась я на полу. Чья-то ладонь у щеки.

– Таня!…

Иван склонился, с тревогой заглядывая в мои глаза.

Всё тело ломит, будто я сутками разгружала вагоны. А по рукам, наверное, лупили бейсбольными битами. Я ведь теперь не то что Ивана, я и «барс» не подниму! Кстати, где автомат?… Внутри выронила? Хотя… Я отбила им несколько пуль… Вряд ли из него теперь можно стрелять без риска для здоровья.

Медленно, чтобы не тревожить затаившуюся в висках боль, попыталась оторваться от пола. С помощью майора это получилось. Села, прислонившись к стене. Мы всё ещё в подвале, в коридорчике перед дверью «номер шесть». Стальная дверь гудела от ударов. Словно изнутри в металл били тяжеленным тараном.

Сколько времени прошло? Наверное, секунд десять…

– Ты как? – спросила я Ивана. Майор скупо улыбнулся:

– Кажется, пара рёбер… В общем – терпимо.

Слава богу, я его почти не помяла. Рёбра – это пустяк… Когда падаешь из машины на полном ходу и всего-навсего ломаешь рёбра – считай, тебе здорово повезло. Если бы не армопластовая броня – вряд ли он так легко отделался.

– Идти сможешь? – спросил Иван, наскоро прилаживая плоскую коробочку между дверной ручкой и косяком.

– Конечно, – бодро заявила я и раскачиваясь, словно пьяная, поползла вверх спиной по стене. В глазах заплавали тёмные круги. А майор – молодец. Быстро соображает. Понял, что надо срочно убираться. Хотя мало что успел разглядеть.

– Растяжка не поможет, – сказала я.

– Но и не помешает, – буркнул Иван.

Сколько там, в этом взрывателе, задержка? Полсекунды? Секунда? Для них – целая вечность. А для меня… Для меня теперь, наверное, и полчаса будет мало.

Иван закончил возиться с дверями, ловко перекинул мою руку через своё плечо и с настойчивостью маневрового тепловоза потащил меня к лестнице. Больно. Но подозреваю – ему тоже несладко. Чувствовать сломанными рёбрами моё одеревенелое тело – не самое эротическое переживание. А ещё он заметно хромает.

– У вас там как? Порядок? – раздался в наушниках нерешительный голос Семёна.

– Почти… – пробормотал Иван. – Сваливаем из этой гнилой конторы. Тем же путём.

Перед первой ступенькой майор чуть замешкался. Ему явно досталось куда больше, чем он хотел показать. Я вяло попробовала отстраниться, но он сжал мою руку и хрипло выговорил:

– Не дёргайся. Сама всё равно не дойдёшь.

Сталь за нашей спиной гудит от особенно сильного удара. Гул переходит в какой-то тоскливый стон. Вдруг всё затихает. И от этой тишины – по-настоящему жутко. В ту же секунду дверь на лестницу закрывается за нами. Здесь есть камера слежения, и Семён может «вести» нас с пульта админа.

Чёрт, ну почему мне так плохо?… Я беспомощнее ребёнка. Тогда, с Дьюком, всё было иначе…

Они хорошо подготовились. И мы сами шагнули в заботливо расставленную ловушку…

Подъём оказался тяжёлым.

– Семён! – негромко позвал майор, когда мы наконец оказались в верхнем коридоре. Три трупа всё так же лежали поперёк прохода. Большие тёмные пятна на коричневом ковровом покрытии медленно начинали подсыхать. Дверь «контрол-рума» была приоткрыта.

– Семён, – повторил майор. – Где ты застрял?

Тишина. Такая тишина, от которой люди со слабыми нервами начинают палить в стены, в потолок, в воздух… Куда угодно. Лишь бы не слышать, как бешено колотится собственное сердце.

Дверь в комнату сисадмина медленно стала открываться. Иван положил палец на спусковой крючок и осторожно прислонил меня к стене. Но сразу расслабился.