Приказ насчет полковника Грибоедова – один из последних, чуть ли не самый последний, вышедший от имени Федора Алексеевича. Если бы советники царя до конца выполнили хотя бы его, если бы стрельцам дали понять: их дело не «встало», по нему ведется разбирательство, возможно, обошлось бы без великой трагедии. Но как только Федор Алексеевич лишился сил, из государственной машины как будто вынули душу! Дела затормозились, а опальному Грибоедову пришлось пару деньков отсидеть под караулом, и… всё! Опала его растворилась, двери тюрьмы открылись, чтобы выпустить его на волю.
Не того ждали стрельцы. К царю они шли с надеждой, на его суд возлагали доброе упование. К несчастью, царь уже ничего не мог рассудить. А Долгорукий и иные вельможи вовсе не горели желанием карать видного дворянина.
Страсти накалялись. Не получив ответа, мятежники принялись собираться «кругами» – как заведено у казаков. Стрелецкие слободы набухали гневом.
Ночью с 26 на 27 апреля стрельцы составили большую компанию. К ним пристали их собратья из других полков, страдавшие от такого же угнетения. Наутро собрались представители от 20 полков. К девяти полковникам имелись большие претензии. «Стрельцы… хотели учинить над ними расправу или взять с этих полковников половину денег, но в четверг 27 апреля умер его царское величество Федор Алексеевич около 4 часов пополудни, вследствие чего все стрельцы должны были придти в замок[59] для того, чтобы принести присягу новому избранному царю Петру Алексеевичу… что стрельцы с радостью сделали и ушли домой»[60].
Стрелецкое войско давно использовалось для поддержания порядка в столице. Его бойцы селились отдельными слободами, всегда имели под руками вооружение, располагали опытом военной организации и ведения боевых действий. Это вовсе не хаотичные толпы посадских людей и не рой рассерженных крестьян. Это угроза иного порядка. Стрельцы, при их многолюдстве, представляли собой огромную силу. Против них правительство могло использовать дворянское ополчение, а также полки нового строя. Но первое еще требовалось собрать – дело небыстрое! А вторые… вторые могли и сами испытывать проблемы с выплатой жалованья. Смерть Федора Алексеевича как будто утихомирила бунтовщиков: они, видимо, надеялись на справедливый разбор их жалоб со стороны нового государя и нового правительства. Стрельцы понимали: дело затормозилось по самым уважительным причинам, можно бы и подождать еще немного.
И было бы очень славно, кабы аристократические «партии» обратили побольше внимания на эту новую политическую силу. Да не пытались бы лишний раз тревожить ее и растягивать это самое «немного».
Но вышло иначе. Придворные интриганы не сразу сообразили, с чем они имеют дело…
Едва несчастный государь Федор Алексеевич испустил последний вздох, как пришли в движение аристократические придворные партии. Целью одной из них было утвердить на престоле мальчика-Петра, сына царя Алексея Михайловича от Натальи Кирилловны Нарышкиной. Вокруг этой кандидатуры сгруппировались, помимо самих Нарышкиных, боярин Языков, крупный дипломат Артамон Матвеев и множество их сторонников. Им противостояла другая партия, стоявшая за царевича Ивана. Этот был намного старше Петра, но плохо видел, да и в целом отличался скверным здоровьем. Он родился от брака Алексея Михайловича с Марией Милославской, скончавшейся за много лет до стрелецкого бунта. За Ивана стояли Милославские, его сестра царевна Софья и большой вельможа князь В. В. Голицын.
Первый ход сделали Языков, Нарышкины и их сторонники. Они попытались с большой поспешностью, не дав телу Федора Алексеевича остынуть, утвердить единоличную власть нового царя – Петра Алексеевича. Федор Алексеевич отправился в посмертное странствие вскоре после полудня – близ четверти первого. А к вечеру дворец и вся Москва знали: новым государем наречен Петр Алексеевич. Некоторые источники сообщают жутковатую деталь: наречение нового монарха состоялось через час после смерти прежнего или даже ранее. Эта дикая торопливость производила странное впечатление. Ни Земского собора, ни даже Соборного совещания… Петра Алексеевича