Московский полет

Скорее всего я был в этот миг похож на маленького зверька, оскалившегося в момент последней смертельной опасности и выставившего перед собой единственное оружие.

Но что была эта разбитая бутылка против их длинных ремней с тяжелыми пряжками? Я уже видел веселые лица молодых подмосковных волков. Они шли на меня не спеша, покачивая висящими у самой земли пряжками, дыша водочным перегаром. Люберы – из другого района, и мытищенцы – тоже!

– Атас! – вдруг раздался за их спинами голос той самой девки, которая плюнула Горацию в лицо. – Атас! Солдаты!

Они оглянулись через плечо, и я посмотрел туда же.

Из грузовика, который чуть не задавил меня, из его крытого брезентом кузова, выпрыгивали, грохоча ботинками, солдаты и быстро строились в каре. В руках у них не было никакого оружия – это не были войска спецназа, это были те солдаты, которых по ночам стягивали сейчас в Москву. Но они тоже снимали с себя пояса с тяжелыми пряжками. А в тылу этого грузовика остановился еще один, крытый брезентом, а за ним – еще, и я увидел, что это целая колонна подтягивается сюда по темному шоссе.

При виде этой колонны банда бросилась врассыпную – быстро, почти мгновенно истаяв в темноте завокзальных железнодорожных путей и переулков. Даже парни, которые держали Дайану, успели выскочить из машины и удрать. Я бессильно, как куль, сполз спиной по «Волге» и сел на грязный асфальт. А из открывшейся дверцы машины выпала Дайана. Но у меня не было сил поддержать ее, мои руки дрожали, а зубы стучали, как в лихорадке.

Неподалеку, в нескольких метрах от меня, поднимались с земли избитые Питер и Гораций.

А через дорогу, врезаясь в солдатское каре, уже бежали к нам, свистя в свои свистки, два милиционера и с ними бледные Джон О’Хаген, Сэм Лозински, Барри Вудстон, Роберт Макгроу и даже крохотная японка Мичико Катояма.

Я хотел что-то крикнуть им, сказать, но не смог, потому что зубы мои продолжали стучать.

И вдруг я ощутил, что Дайана взяла в ладони мой подбородок и пытается остановить мою дрожащую челюсть.

– It’s O.K. now, Vadim [Все в порядке], – говорит она. – It’s all over [Уже все позади]…

Я пытаюсь разжать руку, сжимающую горлышко бутылки, но и этого не могу – мои пальцы свело на ней, как судорогой.

А подползший к нам Питер сел, оперся спиной о машину, вытер кровь с разбитой губы и сказал:

– What a fucking country [Е… страна]!

– Hi, man! – окликнул меня Гораций, сидя поодаль на асфальте. – Похоже, они действительно любят черных в этой стране. Верно?

– S… s… s… sure [Конечно]… – выговорил я наконец.

Часть четвертая

22

Был полдень. Профессор Татьяна Колягина, единственный в СССР специалист по теневой экономике, маленькая и удивительно энергичная брюнетка, везла меня на своем желтом «жигуленке» в аэропорт «Шереметьево». Ровно за двенадцать часов до этого, то есть в 0.15 утра, ее, Татьяну Колягину, разбудил звонок из милиции. Дежурный по савеловскому линейному отделению милиции сообщил ей, что при обыске одного из правонарушителей, задержанных на привокзальной площади за драку, найдена ее, Колягиной, визитная карточка. А посему не может ли Татьяна Петровна явиться со своим паспортом в милицию и удостоверить личность задержанного, который утверждает, что он является гражданином США.

При мне в тот вечер действительно не было никаких документов. Потому что, согласно идиотским советским правилам, вы, приезжая в страну, обязаны сдать свой паспорт в отель при регистрации, а получить этот паспорт обратно можете только тогда, когда из этого отеля выезжаете. Что оставляет вас совершенно без всяких прав, поскольку для советского глаза все ваши остальные документы – автомобильные права или кредитные карточки – выглядят совершенно недостойными внимания кусочками пластика, на которых нерусскими буквами написано что-то непонятное. И, зная, как умело и азартно охотятся московские карманники за толстыми кошельками иностранцев, набитыми американскими долларами, я вообще оставил свой wallet в гостинице, в чемодане. А пластиковая бирка на прищепке с надписью INTERNATIONAL PRESS ASSOCIATION исчезла с лацкана моей куртки еще в тот момент, когда мускулистая пролетарская рука двадцатилетнего культуриста утерла мне нос об землю.

Поэтому в милиции при обыске у меня нашли только восемьдесят рублей и визитную карточку Татьяны Колягиной.

Но чем громче шумела в «дежурке» наша делегация, требуя моего освобождения, и чем настойчивее я на чистом русском языке объяснял дежурному лейтенанту, что я член этой делегации и что он может позвонить в гостиницу «Космос» и проверить это у администратора, тем больше сомнений выражало его молодое, с косой короткой челкой лицо.

– Может быть, в «Космосе» и живет какой-то Плоткин, член этой делегации. Но откуда я знаю, что этот Плоткин – вы? – резонно говорил лейтенант. – А может, вы наш, советский, и снабжали их какой-нибудь секретной информацией? Как Щаранский, например…