Московский процесс (Часть 1)

Но и эта, казалось бы, очевидная идея потонула в чудовищном российском бардаке. С одной стороны, Ельцин так и не удосужился принять решение, с другой — ожившая номенклатура, в том числе и из ельцинского окружения, утопила все в бесконечных «комиссиях по расследованию», где, разумеется, дело вели «профессионалы». Становилось ясно, что суда над лидерами августовского «путча», скорее всего, так никогда и не будет. (Суд над руководителями ГКЧП откладывался два года, пока, наконец, в феврале 1994 года новоизбранная Дума приняла закон об амнистии организаторов августовского «путча». Однако один из обвиняемых, главнокомандующий сухопутными войсками генерал Варенников, отказался принять амнистию и потребовал суда. Суд состоялся в августе 1994 года, и генерал Варенников был оправдан). Вместо этого, в октябре 1991 года прошли довольно вялые слушания Верховного Совета, где некоторые депутаты требовали, конечно, более широкого обсуждения обстоятельств «путча» и даже расследования всей деятельности КПСС, а их коллеги-коммунисты, естественно, возражали. Цирк, да и только! С каких это пор стало нужно просить согласия у преступников прежде, чем посадить их на скамью подсудимых!

Любопытно, однако, что перспектива расследования преступной деятельности КПСС не вызвала энтузиазма даже у большинства «умеренной» публики.

Особенно почему-то тревожил их международный аспект. Действительно, какие-то факты на слушаниях всплыли, в основном по компартиям, и не очень значительные, например, о перекачке сотен миллионов долларов из государственной казны «фирмам друзей». Но и этого было достаточно для переполоха:

«Судя по всему, в ходе расследования всплывет еще немало документов подобного рода, — писала газета „Известия“, — и сегодня трудно представить последствия этой работы, поскольку скандал грозит выплеснуться на международную арену, всерьез повлиять на карьеры многих политических деятелей, оказать воздействие на деятельность и зарубежных компартий, и многих коммерческих структур, взращенных на финансовых дрожжах КПСС».

Не может советский человек слышать слово «заграница», не наделав в штаны. Ельцин исключения не составлял: 14 января 1992 года подписал указ «О защите государственных секретов Российской Федерации», коим восстанавливались практически все нормы секретности бывшего СССР.

Приехав опять в Москву в марте, я обнаружил картинку типичной советской показухи: с одной стороны, был торжественно открыт при архивном комитете «Центр хранения современной документации», куда якобы и поступили для всеобщего пользования партийные архивы. Об этом, благодаря стараниям Пихои, уже раструбила и российская, и западная пресса как о новом достижении новой демократии. Действительно, оформив пропуск, можно было подняться на второй этаж здания бывшего ЦК, в читальный зал этого Центра, и можно было даже посмотреть описи документов. С другой стороны, на этом и кончался демократизм новой российской власти, ибо никаких существенных документов вам видеть не полагалось. Прежде чем показать даже описи, вас знакомили с «правилами» работы Центра, из коих следовало, что, согласно указу Ельцина, из пользования изъяты:

1. Все вообще документы после 1981 года.

2. Все материалы к решениям Секретариата ЦК после 1961 года.

3. Все вообще материалы «особой папки».

4. Все материалы международного отдела, отделов загранкадров, международной информа-ции, административных органов, оборонной промышленности ЦК, документы КГБ и ГРУ после 1961 года.

Если хотите, можете знакомиться с пленумами по сельскому хозяйству или отчетами о выполнении пятилетних планов. Не хотите — не знакомьтесь. Даже документы, касавшиеся меня лично, моей судьбы, моей жизни, не имел я права видеть — а такие были в описи решений секретариата. Какая уж там «международная комиссия»! Напрасно я размахивал нашим договором перед носом Пихои, тыкал пальцем в его подпись. Он только очками поблескивал.

— Это недействительно.

«Недействительными» оказались теперь и его подписи под соглашением с делегацией наших «организаций-учредителей», которую я прислал в октябре, вскоре после своего отъезда. И, очевидно, его «соглашения» с другими организациями, которым он норовил «продать» тот же «товар» за нашей спиной. А их набрался уже добрый десяток. Каждый раз осчастливленная таким образом новая организация радостно сообщала прессе, что именно она (и только она) получит теперь доступ к партийным тайнам. Но буквально через месяц появлялась другая, не менее счастливая. Удивляться тут нечему, ибо мечта Пихои была столь же проста, как и несбыточна: получить много-много денег, не выпустив из рук своих богатств и притом, Боже избави, не заработав по шее от начальства. Попросту говоря, ему грезились миллионы в обмен на доклады обкомов о работе с молодежью, да еще проданные каждому отдельно, с видом благодеяния. Не удивительно, что, так ничего и не получив, он лишь взбудоражил полмира и сам же теперь обиделся на весь Запад сразу.