Московский процесс (Часть 1)

Таким образом с 1941 по 1949 год через эту «мельницу» пропустили 150 человек, и, хотя их впоследствии реабилитировали (большинство посмертно), а вся эта чекистская затея была в хрущевские времена осуждена как «антигосударственная», никто из чекистов всерьез не пострадал. В основном их отправили на пенсию, и даже изобретатель этой чертовой мельницы и ее неизменный куратор генерал Федотов был всего лишь привлечен к «партийной ответственности». Удивляться тут нечему, учитывая, что практически все руководство страны было так или иначе замешано в «сталинских» репрессиях, начиная с тогдашнего начальника КГБ генерала Серова (имевшего непосредственное отношение к хабаровской «мельнице») и кончая самим Хрущевым.

Даже Брежнев, сделавший карьеру сравнительно поздно, в последние годы сталинского правления, успел-таки поучаствовать в этой всесоюзной мясорубке. Ставши первым секретарем ЦК Молдавии в 1950 году, он поспешил спросить, нельзя ли и ему получить «дополнительные лимиты» на отстрел враждебного элемента. К тому времени «классовая борьба» сильно поутихла, особенно не развернешься. Оставались жалкие недобитки, чудом уцелевшие после предыдущих чисток: всего каких-нибудь 735 семей кулаков (2.382 человека), «кулаков-одиночек» еще 735 человек да сектанты — 850 семей иеговистов и 400 семей иннокентьевцев, архангелистов, субботствующих, пятидесятников и адвентистов общим числом тысяч шесть душ. Хоть и не густо, но бдительность проявить можно.

Кадры были сталинские, и ждать от них особой строгости в осуждении «отдельных нарушений социалистической законности в период культа личности» не приходилось. Тем более, что прекращать политические репрессии как таковые они и не собирались. Вопреки расхожему мнению, «оттепель» была весьма относительной: менялся лишь масштаб и стиль, но не суть. Любопытно, что уже много позже, в 1975 году, тогдашний глава КГБ Андропов, раздосадованный нашей кампанией в защиту прав человека, оправдывался перед ЦК тем, что при «либеральном» Хрущеве сажали гораздо больше, чем при нем:

Что касается мер уголовного преследования в отношении т. н. «диссидентов», под которыми на Западе обычно имеют в виду лиц, действия которых подпадают под статьи 70 (…) и 190-1 УК РСФСР, то цифровые данные на этот счет выглядят следующим образом. За период с 1967 года (…) по 1975 год по указанным статьям осуждено 1583 человека. За предшествующий девятилетний период (1958–1966 гг.) число осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду составляло 3448 человек. Кстати говоря, в 1958 году, т. е. как раз в тот период, который нередко называется на Западе «периодом либерализации» и к которому относятся заявления Н.С.Хрущева (27 января 1959 г.) об отсутствии «фактов привлечения к судебной ответственности за политические преступления», по статье 70 было осуждено 1416 человек, т. е. почти столько, сколько за все последние девять лет.

Запад всегда предпочитал мыслить шаблонами, а из каждого нового советского вождя делать либерала. Этой славы не избежал никто: ни Сталин, ни Хрущев, ни Брежнев, ни Андропов, не говоря уж о Горбачеве. Так, надо полагать, проявлялась извечная западная мечта о том, что коммунистическая угроза исчезнет как-нибудь сама собой, без борьбы и риска. Как в известной частушке:

Утром встали — здрасьте!
Нет советской власти.

И так мечтали еще не самые худшие — худшие предлагали «задушить добротой» советского удава, отдавшись ему и душой, и телом. Помню, как окрысилась на меня английская интеллигенция в 1978 году, после выхода моей книги «И возвращается ветер», именно за то, что я был недостаточно почтителен к Хрущеву и его «оттепели». Да как я смел замахнуться на самое святое! Возмущению не было предела, особенно в газете «Гардиан», которая всегда и все знала лучше нас о нашей жизни. В действительности же если Хрущев чем и отличался ото всех остальных вождей после Ленина, так только несколько наивной верой в скорое торжество коммунизма. К чему и готовился весьма энергично, как раз в то время, как Запад плел ему венок либерала.