Московский процесс (Часть 2)

Между тем, это не было оговоркой со стороны г-жи Тэтчер. Ее лояльность лично Горбачеву заставляла ее впоследствии говорить и делать удивительные вещи. Помню, я ушам своим не поверил, услышав в 1988 году ее выступление по Би-Би-Си, транслировавшееся напрямую в СССР. Как раз только-только отменили глушение, и вот советские люди, и без того уже напрочь замороченные «гласностью», услышали из уст «самой популярной женщины в СССР» о том, что «отход от старомодной формы коммунизма (…) это историческая перемена». И в чем же эти исторические перемены видела легендарная «железная леди»? А вот недавняя партийная конференция в Москве была, оказывается, «веха в истории свободы слова», потому что «те, кто выступал с трибуны, уже не всегда говорили “по бумажке”, а иногда непосредственно высказывали то, что чувствовали».

Более того, словно не помня о существовании советской «империи зла», она буквально призывала различные народы СССР оставаться «лояльными к Советскому Союзу как нации народностей», удовольствоваться некоторой культурной и религиозной автономией, как это делают различные племена в Нигерии. И это говорилось в то время, как уже шло наступление на суверенитет прибалтийских республик, включения которых в состав СССР ни Британия, ни США никогда не признавали.

Увы, Тэтчер не была исключением. Даже президент США Рональд Рейган, человек, для которого имя Ленина было всю жизнь анафемой, не преминул похвалить Горбачева за «возвращение на ленинские пути». И тоже в радиовыступлении, передававшемся на СССР. А уж его преемник Джордж Буш со своим госсекретарем Джимом Бейкером перещеголяли всех, до последнего дня сопротивляясь неизбежному распаду СССР.

«Да, я думаю, что могу верить Горбачеву, — заявлял Джордж Буш журналу “Тайм” как раз тогда, когда Горбачев уже начал терять контроль, окончательно запутавшись в собственной лжи. — Взглянув ему в глаза, я оценил его по достоинству… Этот глубоко убежден в том, что делает. У него есть политическое чутье…»

Примечательно, что сама эта фраза совершенно алогична: ведь если ваш оппонент действительно «глубоко убежден в том, что делает», то из этого вовсе не следует, что ему можно доверять. В конце концов, и Гитлер был «глубоко убежден в том, что делает». Но даже и мысли о том, что их цели противоположны, не приходило в голову Джорджу Бушу. Не удивительно, что при такой прозорливости президента США их встреча в верхах на Мальте сильно напоминала вторую Ялту: во всяком случае, после нее госдепартамент США неизменно расценивал растущее давление СССР на Прибалтику как «внутреннее дело СССР». И даже за два месяца до распада Союза, будучи с визитом в Киеве, Буш уговаривал Украину не отделяться.

Насколько администрация Буша не понимала советской игры в Европе, видно хотя бы из ее позиции в вопросе о воссоединении Германии. Так, поспешивший в Берлин сразу после падения стены госсекретарь Бейкер расценил это событие как демонстрацию Горбачевым «необыкновенного реализма. И президенту Горбачеву надо воздать должное, так как он первым из советских руководителей имел смелость и прозорливость позволить отменить политику репрессий в Восточной Европе».

И, видимо, в благодарность за это, главной заботой Бейкера было уважить «законную озабоченность» своего восточного партнера — всячески замедлить процесс воссоединения.

«…в интересах общей стабильности в Европе движение к воссоединению должно носить мирный характер, оно должно быть постепенным, осуществляясь шаг за шагом».

Предложенный им план был полной катастрофой, ибо полностью соответствовал советской схеме создания «общеевропейского дома»: сначала предполагалось укрепить Европейское Сообщество, Хельсинский процесс, продвинуть дальнейшую интеграцию Европы. Все это, разумеется, не торопясь, «шаг за шагом», в расчете на годы.

«И с возникновением этих перемен, по мере того как будет преодолеваться раздробленность Европы, постепенно произойдет и воссоединение Германии и Берлина в условиях мира и свободы».

Более того, даже не проконсультировавшись с Бонном, он кинулся в Восточную Германию на встречу с новыми марионетками Кремля, чтобы «объявить о намерении США попытаться поднять авторитет политического руководства Восточной Германии и предупредить появление политического вакуума, который мог бы вызвать бурное стремление к воссоединению». И это — в январе 1990-го, т. е. незадолго до выборов в ГДР, фактически решивших ключевой вопрос: на советских условиях объединится Германия или на западных. По счастью, восточные немцы были менее «терпеливы» и более разумны: отлично понимая, с чем имеют дело, они взяли да и проголосовали за немедленное воссоединение, невзирая на Бейкера и на давление всего мира.