Московский упырь

– Нет, правда… Интересный у тебя гребешок, – Иван поднял с пола резной гребень с изображением белого медведя – ошкуя. – Давно он у тебя?

– Это не мой, – Гарпя пожала плечами. – Потерял кто-то. Хочешь, возьми себе. Подаришь жене. Ты ведь женат?

Иван не стал врать:

– Помолвлен.

– Вот видишь… Здесь почти все женаты. А мы – походные жены.

– Красивый гребешок… благодарствую.

– Теперь уходи… Нет, постой – еще один поцелуй.

Гарпя вновь поцеловала Ивана, но тут же отпрянула:

– Прощай… У меня еще много… много работы.

Юноша улыбнулся:

– Прощай.

Ночь опускалась на лагерь, темная и непроглядная, в затянутом облаками небе сверкали редкие звезды и, словно их отражения, там и сям горели костры.

«Славный гребешок, – еще раз почему-то подумалось Ивану. – И девушка славная».

Поутру приятели уже составили большую часть списка, получалось, что царя Федора поддерживали полки правой руки и большой полк, главнокомандующий князь Катырев-Ростовский, немцы фон Розена и новгородцы со псковичами. Все или почти все остальные: казаки, мелкопоместное, точнее даже будет сказать, мельчайшепоместное дворянство, дети боярские, вновь прибывшие в подкрепление «даточные и посошные люди», полки южных городов, а также служилые люди из Тотьмы, Устюга, Вычегды – больше склонялись к Дмитрию. Вообще же, заговорщиков было гораздо меньше. Что ж, нужно было выяснить – сколько. Руководствуясь подобными соображениями, парни и покинули свой небольшой шатер. Настроение было прекрасное, – судя по светлому утру, день обещал быть солнечным, славным, до вечера было еще далеко, а задание стряпчего приятели уже почти выполнили. Улыбаясь в душе, Иван, махнув рукою друзьям, неспешно свернул к рязанцам, с удивлением оглядев выстроившиеся в полной боевой готовности ряды. В свете восходящего солнца блестели доспехи и шлемы дворян, угрожающе дымились фитиля «посохи» пищальников, – впрочем, не только «посошники», но многие дворяне и дети боярские, особенно из южных земель, так и не оправились от разорения и голода и вынуждены были сменить коней на дешевые фитильные ружья. И в своем разорении они, естественно, винили Годуновых. Ну, а кого же еще-то?

Иван вздрогнул: где-то совсем рядом неожиданно ударила пушка. Взвились вверх рязанские стяги.

– Да здравствует истинный царь Дмитрий! – зычным голосом выкрикнул кто-то. – Долой Федора! Долой Годуновых!

И тут началось!

Брошенный рязанцами клич тут же подхватили остальные. Кто-то уже валил шатры, поджигал возы и временные амбары, к мосту через реку Крому проскакал большой отряд, где-то уже стреляли, где-то слышались крики.

Иван похолодел – вот он, мятеж! Не успели! Не успели передать Овдееву списки… Но тот ведь сам велел составить их лишь к вечеру… Бежать к нему! Срочно бежать… А потом найти своих.

Иван со всех ног бросился к шатру стряпчего. В лагере уже поднялась суматоха. Началось самое настоящее столпотворение. Кто-то кричал за Дмитрия, кто-то за Годунова, блестели панцири и сабли… Но, странное дело, никакого столкновения в войске не происходило. Кричали, но не сходились друг с другом в неистовой сече, не стреляли – Иван услыхал лишь несколько разрозненных выстрелов, да и те быстро затихли. И это означало одно – еще большую измену! Выходит, обе стороны – верные царю Федору и мятежники – ухитрились как-то договориться между собой.

Подбежав к знакомому шатру, Иван заглянул внутрь – пусто.

– Слава царю Федору! – вдруг произнесли сзади.

– Слава! – Иван обернулся, увидев перед собой двух латников в высоких, с наносниками-стрелками, шлемах. Оба при саблях, с пистолями.

– Стряпчего не видали? – поинтересовался юноша. – Овдеева.

– Предал твой стряпчий, – грустно усмехнулся один из ратников. – Вору предался… Как и наш воевода Басманов.

– Басманов – заговорщик?! – Иван недоверчиво округлил глаза. – Ну и дела пошли, прости Господи!

– Ты, я вижу, из наших, – улыбнулся ратник.

– Так ведь присягал Федору!

– И мы… Что делать будем, братцы? Кажется, наши с мятежниками договорились. Эвон, взгляните-ка на мост!

Нестройные толпы мятежников, что-то радостно вопя, переправлялись на противоположный берег, в Кромы. Блестели кирасы и латы.

– Фон Розен, – присмотревшись, тихо произнес латник. – Видать, и немцев уговорили.

– Сколько же наших осталось? – Иван повернул голову. – Давайте-ка к ним… Мятежники ушли, но ведь осада-то, наверное, не закончится?

– Эй, гляньте-ка!

Второй латник, до этого молчавший, с тревогой показал на реку. Иван, присмотревшись, увидел, как выехавший из ворот крепости конный отряд, пропустив радостно орущих мятежников, наметом бросился к мосту. Блеснули сабли и пики.

– Казаки! – не сговариваясь, ахнули латники. – Так вот, значит, как!

Иван тоже быстро уразумел, что к чему, – воспользовавшись суматохой, осажденные сторонники самозванца решились на рейд.