Московский упырь

Гостья зарделась, словно бы похвалили не ожерелье, а ее саму. И в самом деле, изысканной красоты было ожерелье – серебряное, с золотыми вставками-листьями вокруг карминово-красных ягод – рубинов. Из богатой торговой семьи была Филофея – могла себе позволить.

– Ой, красиво, ой, красиво! – еще раз похвалила хозяйка.

– А у меня еще и помада фрязинская есть, и румяна с белилами! Идем-ка в гости – покажу.

– В гости… Ой, я у суженого только спрошусь, ладно? Ты иди пока…

– Ну, жду! – Покинув светлицу, Филофея резво сбежала с крыльца и вышла на улицу. Жила она рядом, в хоромах купца Ерофеева, знаменитого на Москве торговца.

– Ну? – выйдя из сеней, усмехнулся Иван. – В гости попросишься?

– А ты откуда знаешь?

– Да вы так тут галдели – не то что в сенях, на улице слышно.

– Так у Филофеи братец на Чертолье ушел, беспокоится.

– Ой, эко дело! – юноша рассмеялся. – Чай, братцу-то ее не пять лет. Почти вьюнош уже, что с ним случится-то белым днем? Нет, не из-за братца Филофейка заглядывала – ожерельем своим похвалиться. Что, в самом деле – богатое?

– Красивое. Так я схожу?

– Сходи, что уж с тобой делать? Смотрите, сильно там не малюйтесь, а то люди на улице испугаются.

– Да мы немножко… – Василиска проворно застегивала сарафан.

– Знаю я ваше «немножко»… Ла-адно, ла-адно, не обижайся.

– Ты пока поспи. – Девушка чмокнула Ивана в щеку.

– Да уж, поспишь тут, – шутливо нахмурился тот. – Скоро ребята с площади вернуться должны, ужо расскажут, что видели.

Иван словно в воду глядел! Едва только Василиска скрылась в соседских воротах – юноша наблюдал за ней из окна, – как в конце улицы появились две фигуры в коротких кафтанах: одна – щупленькая, а другая – здоровая. Фигуры о чем-то азартно спорили.

– А я говорю – он правильно крест целовал, вовсе не по-лютерскому.

– Нет, по-лютерскому! Люди ж в толпе говорили!

– Хм, люди… Сами не знают, чего несут! Ну, пойми ты, с чего б Дмитрию лютеранином-то быть? Католиком – еще понимаю…

Не переставая спорить, парни вошли в дом.

– Иване, квас-то еще не весь выпил?

– А вас там что, пивом-брагой не напоили?

– Ага, напоят, как же! Чай, и без нас есть кому пить.

Сбросив кафтаны, парни испили квасу и развалились на сундуках.

– Ну? – нетерпеливо поинтересовался Иван. – Чего развалились? Рассказывайте!

– Так чего рассказывать? – Митька приподнялся на локте. – Подле лобного места отслужили молебен, все как положено, прилюдно. После Арсений-архиепископ благословил само… тьфу ты, Господи… Дмитрия-царя иконой, – какой именно, мы не рассмотрели, далеконько стояли, да и толпились там все, кричали. Тут и псалмы запели, а поляки – вот умора – в литавры ударили, затрубили в трубы: думают, раз песни поют, так нужна и музыка! Тут к Дмитрию подошли священники и повели в Архангельский собор, где царь, говорят, приложился к гробу Грозного Иоанна. Мы с Прошей, правда, в собор не попали, стояли вместе со всеми на площади. Из собора Дмитрий прошествовал в тронную залу, откуда выслал на площадь ближнего боярина своего – Богдана Бельского. Бельский ничего интересного не сказал, лишь призвал всех верой и правдой служить государю. – Митька потянулся. – В общем, потом мы домой пошли – уж больно жарко стало.

– Из наших, приказных, никого не видели?

– Нешто разглядишь в этакой-то толпище?

– Поня-атно…

Иван задумчиво заходил по комнате.

– Да не маячь ты, Иване, – неожиданно улыбнулся Прохор. – Мы ведь видим, с чего ты себя коришь – мол, прокорму нет, так?

Ничего не ответив, Иван подошел к окну и посмотрел вдаль.

– Зря не переживай, брате, – подойдя, Митрий положил ему руку на плечо. – Было время – ты нас кормил, а теперь – не обессудь, уж мы тебя покормим. Проша кузнечит, я переписчиком подрядился… проживем.

– Ну уж… – Иван отвернулся, улыбнулся, стараясь, чтобы друзья не видели, как заблестели глаза.

– А зеркало смотри, не продавай, Иване, – с сундука подал голос Прохор. – Больно уж оно Василиске по нраву. Она, кстати, где?

– Да в гостях, к вечеру ближе явится.

К вечеру, перебив парням послеобеденный сон, явились обе – Василиска и Филофея, соседка.

– Слушайте, парни, у Филофеюшки братец пропал!

– Как пропал?

– Да так… Пошел на Черторый к купцу Никодиму и запропастился. С обеда еще.

– Что ж, – Иван окинул взглядом друзей. – Ужо прогуляемся до Черторыя?

Прохор с Митрием степенно кивнули:

– Да уж, конечно, сходим!

Добрым молодцам собраться – подпоясаться. Вот и наши: надели кафтаны, прицепили сабельки, за пазуху – по-московски – кистень, острый ножик – за голенище, все, вроде бы, собралися…

Девчонки помахали им вслед из окошка да взожгли свечи.

– Ну, вот, – азартно потерла ладони Филофея. – Теперь и приодеть тебя можно будет без спешки. Набелить, нарумянить, подсурьмить брови… Вернутся – ахнут!

– Да ну… А вдруг да не понравится?

– Что ты, подруженька! С ног свалятся – точно.