Московский упырь

И в испуге отпрянул! Прямо на него ринулся из сундука огромный оборотень – ошкуй.

Оп! Оборотень всего лишь раз махнул рукой – и Овдеев, получив хороший удар в скулу, впечатался в стену и медленно съехал на пол.

– Э, – заерзал Иван. – Ты его там не того, Проша?

– Не! – Прохор снял тщательно выделанную из медвежьей головы шапку и наклонился к Овдееву. – Обычный удар. Сейчас очухается.

Ошкуй пришел в себя гораздо быстрее, нежели планировали приятели. Пока Прохор развязывал Ивана, Овдеев поднял голову и криком позвал приставов.

Два выстрела грохнули разом, один за другим… Прохор сжал кулаки – и Ошкуй дернулся в сторону, к печке.

Скрипнула дверь, и на пороге показался Митрий с парой дымящихся пистолетов в обеих руках.

– В сенях дожидались, с пищалями, – усмехнувшись, пояснил юноша. – Хорошо, свечки жгли – не промазал.

– Да уж, вижу, что…

В этот момент Овдеев вдруг прыгнул к окну и, выбив всем телом свинцовую раму, выпрыгнул из горницы прочь…

– За ним! – бросаясь следом, громко закричал Митька. – Уйдет ведь… Уйдет…

За окном грянул вдруг взрыв огромной силы, такой, что Митьку отбросило от окна, а дом затрясся, словно вот-вот развалится. Впрочем, толстые бревна выдержали взрывную волну, пусть и со скрипом, а вот во дворе, похоже, разверзся ад – с такой силою рвалось к небу злое желто-красное пламя.

– Бежим! – подхватив Митьку, парни бросились прочь из избы. И вовремя – огонь уже перекинулся на крышу.

На дворе усадьбы огромным костром пылали развалившиеся постройки, перевернутые взрывом сани, солома…

– Осмелюсь доложить, – выскочил неизвестно откуда чумазый и улыбающийся Галдяй. – Ваш приказ выполнен – сигнал людям князя Михайлы подан!

– Сигнал? – схватившись за голову, Иван застонал, не зная, плакать или смеяться.

– Ну да, сигнал, – заулыбался подьячий. – Как и наказано было – сразу после выстрелов поджечь пороховое зелье. Я и поджег.

– Ну, молодец, – нервно хохотнул Иван. – Тебе сколько зелья приказано было в заряд заложить? Фунт?

– Не-а. – Галдяй тряхнул головой. – Не фунт, а пуд! Ну, разве ж с фунта хороший взрыв выйдет?!

– Так ты что ж, Галдяй, – затрясся от смеха Прохор, – пуд зелья в сигнальный заряд заложил?

– Не, не пуд. Для верности – полтора шарахнул. Уж точно услышат…

– Да уж. – Митрий оглянулся на пылающую усадьбу. – Услышат. Смотри, как бы не оглохли!

Галдяй опасливо отстранился от пламени и прислушался:

– Ну вот! Я же говорил, услышат! Эвон, копыта по насту стучат – едут.

И в самом деле, на улице слышался стук копыт и крики. Миг – и во двор усадьбы ворвались всадники – рейтары во главе с князем Михайлой Скопиным-Шуйским. На молодом князе была меховая шапка и епанча из красной блестящей ткани, а рядом с ним, верхом на белом коне гарцевал сам государь Дмитрий Иванович.

– А, опять вы, – ухмыльнулся он, увидев Ивана с приятелями. – Может, объясните мне, что тут вообще происходит?

– Ошкуя ловим, великий государь, – поклонившись, доложил Иван и кивнул на лежавшее в снегу тело. – Вот он!

– Овдеев?! – подойдя ближе, ахнул царь. – И что, имеются доказательства?

– Самые серьезнейшие, государь.

– Представите завтра, – коротко приказал царь и вдруг, хитро посмотрев на Ивана, молвил, уже заворачивая лошадь к воротам: – Кажется, я кому-то обещал боярство?

Дмитрий и свита уехали, парни вместе с князем Михайлой тоже отправились к себе на Большую Ордынку, а на дворе горящей усадьбы, как всегда, осталась лишь пожарная четь Никифора Онисимова. Осталась и, оттащив в сторону труп Ошкуя, занялась привычным делом.

На усадьбе ребят встретил молодой кулачник Анемподист с друзьями.

– Ну что? – въезжая в ворота, взглянул на них Прохор.

– С первого удара! – Анемподист радостно подул на кулак. – Там, в амбаре, до сих пор и валяется…

– Жив хоть?

– Да жив… Эвон, волокут парни…

Парни волокли под мышки обмякшего стряпчего Ондрюшку Хвата.

– Ну, вот и славно, – вбегая по лестнице на крыльцо, улыбнулся Иван. – Теперь бы еще Василиска…

И едва не столкнулся в дверях с Оленой.

– Ну что? Вылечила?

– А и не надо супружницу твою лечить, – улыбнулась вдруг ворожея. – И голова кружится, и есть не хочется, и тошнит, и все тело ломит… С женщинами такое бывает.

– Что-что?

– Да ничего. Ребеночек у вас скоро будет, вот что!

Иван как стоял, так и сел прямо на ступеньку лестницы. Услыхав новость, во дворе радостно завопили Прохор и Митрий. Захлопотали, прося гостей в дом, слуги, и Иван, наконец поднявшись, вбежал в покои жены, обнял…

Василиска счастливо вздохнула.

А где-то далеко, на Чертольской, никому не нужный, валялся в снегу остывший труп Овдеева-Ошкуя, «борца» за справедливость и гнусного упыря. И никому не было до него никакого дела, никто не ходил рядом, не показывал пальцем, не кричал, в страхе пряча глаза, – вот он!

И слава Богу!