- Если им так дорога Москва, отчего же столица у них в Санкт-Петербурге? В военном отношении это крепость посреди болот. Кому она нужна? Отрежь ее от страны, и все население за зиму вымрет с голода. Впрочем, и для управления такой огромной азиатской страной более неудобно расположенного города не придумать! А русский царь сидит в своем Зимнем дворце и всему свету нахваливает свою «Северную Пальмиру»!
Секретарь-переводчик пожал плечами:
- Вот и я, сир, не понимаю! Их аристократия то и дело клянет Петербург за его ужасный климат и невыносимое для жизни месторасположение, где откровенное варварство народа сочетается с изощренной английской чопорностью. Вероятно, в этом так же нашла свое отражение двойственность русской натуры, которая обожает мучить и страдать одновременно! По-видимому, именно во всем этом неудобстве и неразберихе их дикие нравы и деспотические законы находят свой компромисс, а после приходят в гармоничное состояние.
- Кстати, вы знаете, что настоящая Пальмира, или «город пальм», из некогда процветавшего величественного города превратилась в жалкую арабскую деревушку посреди Сирийской пустыни?
При этих словах конь императора Эмир повел ухом и встрепенулся. Наполеон ласково потрепал его по гриве и охотно продолжил свою мысль.
- Да, теперь это беднейшая арабская деревня Тадмор, которая на Востоке известна лишь пышными развалинами да неисчислимыми суевериями. Главным ремеслом местных жителей стал поиск старых могил и обирание украшений с мертвых тел. Достойное наследство былого величия!
- Неужели русских не пугает такая аналогия? - Искренне удивился д’Идевиль. - Они же мастера отыскивать сходства и устанавливать соответствия в природе вещей? Непревзойденные знатоки суеверий!
- Однако, дорогой Лелорон, доля правды в сравнении Москвы с Римом все же присутствует. Если все пути мира пересекаются в Риме, то в России они точно приводят в Москву! Заметьте, не в Петербург, не в Киев, а сюда! - Император неожиданно улыбнулся и кивнул в сторону города. – Посмотрите на моих гвардейцев. Скажите, вы когда-нибудь видели, чтобы их лица были столь счастливы? А ведь перед ними преклоняли колена практически все столицы Европы! Но радость их объяла только теперь!
- Их лица сияют, как купола русских храмов!
Охотно поддержал Наполеона д’Идевиль и, переходя на излюбленный высокопарный слог, принялся откровенно льстить предчувствующему триумф Бонапарту.
- Сегодня вы по праву для них не только император, сегодня вы их мессия! В Москве, сир, в Москве они провозгласят вас творцом нового мира. В городе последних времен - Третьем Риме, вы явите миру новую жизнь, двери в которую будут открыты для всех народов просвещенного мира!
Ожидание делегации, которая должна сдать ключи от города Наполеону, безнадежно затягивалось. День склонялся к вечеру, и в Москву были неоднократно снаряжены посыльные с гарантиями полнейшей безопасности и заверениями неукоснительного соблюдения протокола для любых представителей московских властей, но русские на Поклонной горе так и не появились.
Окружение императора, наблюдавшее за расхаживающим взад и вперед Наполеоном, строило предположения:
- Наверняка московский генерал-губернатор не смеет предстать перед императором. Ведь он прежде клялся на всю Россию, что французам в Москве не бывать. Теперь, наверняка, от стыда сгорает…
- Вы правы, господа. Им было сказано столько всяческого вздора, что у него наверняка пропал дар речи!
- Утверждают, что в последнее время месье Ростопчина то одолевают приступы панического страха, то он погружается в неконтролируемую ярость. Вот и сейчас, напугавшись, спрятался в своей резиденции и в бешенстве грызет локти!
Раздался смех, который неожиданно прервал монотонный ритуал Наполеона. Он внезапно остановился, посмотрел на д’Идевиля и нетерпеливо спросил:
- Скажите, любезный Лелорон, я сегодня, вообще, увижу хотя бы одного русского? Или вы по-прежнему посоветуете мне ожидать депутацию от властей и вынос ключей? Тогда, будьте любезны уточнить, до какого срока? До полуночи? До следующего утра? Или русские до сих пор так и не поняли, что я уже здесь?!
Затем ткнул шпагой в разложенную на дерне карту Москвы и с раздражением обратился к обер-шталмейстеру Коленкуру:
- Мне помнится, генерал, вы страстно заявляли о своем неприятии этой войны. И даже о том, что сделали все возможное для ее предотвращения.
Наполеон подошел к Коленкуру и, задирая подбородок, посмотрел на него из-под нахлобученной на брови bicorne, излюбленной двухугольной шляпы.
- Вот шанс закончить войну. Судьба мира в ваших руках! Доставьте сюда представителей власти, чтобы город был сдан по всем правилам. И еще, напишите великому канцлеру в Париж и герцогу Бассано в Вильно, что Москва наша. Сегодня же!