Московское боярство (СИ)

   Вот так вот. Папа - он и в Африке папа, и звучит почти одинаково везде. Федя широко руки растворил, крепко обнял сына. Сцену прервал суворовец постарше:

   - Карелин! Равнясь! - Федин сын вскочил, как ужаленный, вытянулся, - Государь в помещении - а ты тут такое устраиваешь!

   Наконец, все обратили внимание на меня. Пацаны по команде дежурного построились, дневальный опять доложился.

   - Вольно! - сказал я.

   Ребята разошлись по комнате, Федин мелкий подошёл ко мне, и с жалостливым видом, на корявейшем русском спросил:

   - Государь! Разреши... - это примерно треть его знаний русского языка на данный момент, кроме команд.

   Я махнул рукой - парень, кстати, тоже Федя, имена у них с отцом похожи, бросился опять к папе. Тот сидел и не дышал - строго у нас тут всё. Постепенно к Феде-старшему начали подтягиваться другие корельские ребята. Живо начали ему что-то рассказывать, активно жестикулируя. Корел гладил сына, сам что-то рассказывал детям. Наконец, опомнился, и начал доставать из своего мешка нехитрую снедь. Там хлеб, мясо вяленое, засахарившийся мёд. Ребята разбирали, благодарили. Потом застыли со всем этим, и повернулись к дневальному. Приём пищи-то в расположении запрещён! Пришлось вмешаться:

   - Всё это на ужин на стол поставим, для всех воспитанников. Федя-старший! Ты тут будешь? Или давай я тебя к девчёнкам свожу, убедишься, что все в порядке и с ними, а потом общайтесь тут. Увольнительную дайте Карелину, без права покинуть расположение училища, - последняя фраза относилась к самому старшему суворовцу, он у них сержант.

   Федя быстро сказал что-то сыну, поднялся и последовал за мной. Мешок его потащили в столовую. У девчёнок - своя свадьба. Там разъярённая Лада борется с последствиями пребывания Жуляны в Москве. Воспитанницы с её появлением стали замечать, что обходят нашу гламурную барышню все метров за двадцать. Молодые, неопытные мозги все растолковали на свой лад. Обходят - значит, красота такая вот неописуемая, что рядом пройти страшно. Им-то невдомёк, что обходят её от греха подальше и чтобы смех свой подальше спрятать. Начался у нас косметический бум. То одна с кухни что-то стащит, да на лице себе румяна нарисует, то другая брови намажет сажей какой-то, то мукой обсыпятся. Из-за этого только грязь, и ходят девки как клоуны в цирке, однако держатся гордо. Вот Лада и распекает их на момент соблюдения внешнего вида, как подобает воспитаннице института благородных девиц.

   - Благородных! А не разукрашенных! - как раз надрывалась Лада, когда вошли мы, - Ой! Дядь Сереж! Тьфу, Государь! Не заметила... А ну всем построиться!

   У девчёнок, конечно, не казарма, но тоже дисциплина присутствует. Воспитанницы в линию встали, мы с Федей поприветствовали их, потом опять была сцена встречи земляка-корела. Про гостинцы для всех мы объявили, и что на ужин у нас привесок будет - тоже. Отсюда уже я попросил Ладу проводить обратно к суворовцам Федю, и пошёл домой. Надо думать, что с этой Жуляной, леший её забери, делать. Думал до вечера, прочитал все данные, собранные Власом, сидел, прикидывал варианты. Отвлёкся только на поход с Федей в столовую, чтобы убедился тот что кормят ребят его нормально. Хотя и так видно, что раскабанели на казённых харчах корелы-то, это не в селе зимовать, тут нормы питания для новеньких повышенные.

   Федя в состоянии лёгкого стресса после ужина пошёл со мной. Надо финансовые вопросы обсудить - содержание ребят да выплату ущерба. Засели с гостем у меня на кухне, за отваром.

   - Спасибо тебе, Сергей, - Федя отбил мне поклон чуть не в пол, я так, например, не умею, - ребята присмотрены, накормлены да одеты, сдержал ты своё слово. Только вот и в другом сдержишь, с данью той. Не сможем мы тебе сразу дать, что требуешь, не обессудь. Но тут вот всем обществом собрались, все три селища, и подарок тебе вот... Прими... Да прости, если невместно тебе по чести его брать, мы люди бедные...

   С этими словами Федя развязал пояс, которым тулуп подвязывал, и достал тугой свёрток. А в нем - ну прямо переливается по-всякому, блестит, красотища! Это он меха нам принёс, и судя по хвостам - бобрового. Я погладил шкурку, приятно, чёрт побери, и красиво. Как раз Зоряна вышла из спальни, тоже заохала:

   - Ой! Красота-то какая! И блестит как! Где вы такое взяли?

   - Это Федя нам в подарок привёз, - я крутил мех в руках, - красиво, блин! Сами делаете так? А то мы больше кожей промышляем...

   - Сами, все сами, - засуетился Федя, - но если мы вот так платить будем, то долго выйдет, редко такие звери попадаются... Тут это, вот ещё, тоже передали...

   Федя выложил на стол что-то завёрнутое в тряпицу. Я раскрыл - и отпрянул. На тряпице лежали... ну как бы это объяснить... сушенные тестикулы, вот что это напоминало больше всего.

   - Это что и зачем? - я потыкал палочкой сморщенные комочки.

   - Это струя этих вот, - Федя ткнул в мех, - зверей, значит, бобров. Она полезная и пахучая... У нас снадобья из неё делают, от хворей всяких.