Московское метро: от первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935)

Отличительной чертой первых пятилетних планов была высокая текучесть рабочей силы на производстве и в строительстве, которая усилилась в 1929 г., в 1930 г. достигла своего пика и в последующие несколько лет продолжала держаться на высоком уровне. По отношению к числу рабочих в середине года в крупной промышленности в 1930 г. число уволившихся составило 152,4%, а вновь принятых на работу — 176,4%^{825}. Особо высокая текучесть наблюдалась в каменноугольной промышленности (в 1930 г.: 282,6% уволившихся), железорудной (293%) и пищевой (294%). Советский промышленный рабочий в течение 1929-1932 гг. в среднем пять раз менял место работы^{826}.

Партия характеризовала бывших крестьян как не склонных подолгу оставаться на одном рабочем месте и заявляла о недостатке пролетарского сознания и мелкобуржуазных настроениях. Но текучесть была свойственна именно рабочим старших возрастов и базировалась на реальных производственных отношениях. Частую смену места работы следует воспринимать как средство успешного противодействия системе, объявляющей стачку преступлением и лишающей профсоюзы их основной функции поиска для рабочих лучших условий труда, дополнительных бытовых удобств или более высокой оплаты^{827}. В условиях хронического дефицита рабочей силы люди почти всегда могли рассчитывать на то, что подыщут новую работу^{828}. Этот образ действий в годы форсированной индустриализации был усугублен обострением жилищного кризиса, ухудшением положения со снабжением продовольствием и потребительскими товарами, а также кардинальными отличиями в уровне зарплаты на отдельных предприятиях^{829}.

На стройках, которые служили промежуточными станциями для миллионов крестьянских мигрантов на пути из деревни к фабрике, текучесть кадров носила выраженный сезонный характер, который зависел не только от временной конъюнктуры строительного дела, но и определялся связью рабочих с деревней. Профсоюзная статистика 1932-1934 гг. наглядно демонстрирует, как весьма высокий показатель увольнений по этой отрасли (1932 г.: 306% в год, 1933: 292%, 1934: 231%) распределяется по отдельным отраслям (см. рис. 23): наибольшее число увольнений приходится не только на декабрь-январь, что было обычной практикой в строительстве, но и на июнь-август, т. е. на разгар строительного сезона. Это означает, что рабочие отправлялись на уборку урожая в свои села, чтобы затем (обратный приток заметен с сентября) возвратиться на стройку, хотя за 1932-1934 гг. эта тенденция заметно ослабла. Увольнения в ноябре-декабре теперь на треть происходили за счет сокращения рабочих мест или из-за окончания работ^{830}.

Рис. 23. Прием и увольнение строительных рабочих за 1932-1934 гг. в % к среднему числу занятых{831}.

В московской промышленности среднегодовой показатель текучести до первой пятилетки составлял менее 20% в год, в 1929 г. — 50%, 1930 г. — 150% и затем слегка снизился до 100% в 1934 г. и до 90% в 1936 г. В строительной промышленности Москвы в начале 1930-х гг. этот показатель вырос до 300%, т. е. статистически трудовой коллектив одной стройки за год обновлялся трижды^{832}. Впрочем, статистики Госплана свидетельствовали, что три четверти промышленных рабочих относительно постоянно трудились на одном месте. Большую часть текучести обеспечивали рабочие оставшейся четверти, которые четырежды в год или еще чаще меняли место работы^{833}.

Высокий уровень текучести рабочей силы сам по себе, впрочем, не является специфической чертой сталинизма, но проявляется и в капиталистическом хозяйстве, когда не хватает рабочей силы и у рабочих нет или почти нет возможности отстаивать свои интересы с помощью профсоюзов. Так, на заводах Форда в Детройте в 1913 г. текучесть рабочей силы достигала 370%.^{834} Когда в годы Второй мировой войны американские профсоюзы кооперировались с работодателями и одновременно, благодаря производству вооружений исчезла безработица, показатель текучести рабочей силы вырос с 39% в 1939 г. до 87% в 1943 г. Аналогичная картина наблюдалась в национал-социалистической Германии, где в 1936-1939 гг. рост производства вооружений породил нехватку рабочей силы, и текучесть ее выросла на 100%. Одновременно на предприятиях понизились дисциплина и производительность труда, поскольку отсутствие представительства интересов рабочие компенсировали долгими перерывами, медленной работой и прогулами^{835}.