Московское воскресенье

В феврале авиачасть была переформирована и называлась уже авиационным полком ночных легких бомбардировщиков. Командиром полка была назначена опытная летчица Варвара Федоровна Маршанцева. Это была высокая женщина лет двадцати восьми. Ее простое грубоватое лицо было сурово и неулыбчиво. Как все люди, преодолевшие много трудностей, она была молчалива. В ее серых пристальных глазах чуть мелькала усмешка, когда девушки, не желая ничего знать о субординации, обращались с ней дружески, как с подругой, забывали или не хотели называть ее «товарищ командир». Временами ей казалась непосильной задача обучить этих восемнадцатилетних девушек самому трудному искусству — воевать в воздухе.

До сорок первого года Маршанцева обучала летчиков в военной школе, многим горячим головам дала путевки в жизнь, и все же работа с девушками казалась ей немыслимо трудной. Но она видела, как смело взялась за эту работу Раскова и как горячо сами девушки стремились овладеть трудным искусством, и понимала, что все зависит только от упорства и настойчивости, железной настойчивости. Она говорила кратко, чеканя слова, словно делала зарубки на сердце. Это запомни. Это усвой. Она внушала им, что за знания надо бороться. Прослушала — пеняй на себя. Ослабила внимание — приблизила свой конец.

Комиссаром полка осталась Мария Речкина. Ее полная, глубоко штатская фигура не стала строже от военной формы. Все в ее облике было таким домашним, что напоминало оставленную маму, и это особенно притягивало к ней девушек, располагало к душевному разговору. И между собой девушки прозвали ее «наша мамаша».

Когда полк разделили на подразделения, Катя попала в первую эскадрилью. Командиром у них стала Даша Нечаева. Она строго следила за своими летчицами и штурманами, требовала, чтобы учебу они закончили только на «отлично».

— Наша эскадрилья, — внушала им Нечаева, — должна быть первой в учебе, тогда и на фронте мы не будем последними.

Через три месяца теоретическая подготовка была закончена, и девушки приступили к практическим занятиям по специальной программе, составленной Мариной Расковой.

Ох как волновалась Катя на аэродроме!

Она даже завидовала подругам: они-то чувствовали себя уверенно и спокойно. Вот Даша говорит о чем-то с Мариной, обе смеются. Надо заразиться их веселостью и освободиться от внутреннего напряжения. Освободиться? Но как? Ни о чем, кроме полетов, она думать не может. Через десять минут они будут за облаками, впервые полетят по маршруту. И хотя они были подготовлены к выполнению задания, все же она беспокоилась. До этого они летали с командиром, держась, как говорят, за ее крылышко, а сейчас должны показать свое собственное умение.

Прищурив глаза, Катя смотрела в небо, стараясь представить, как они полетят над серыми плотными тучами, ведь сквозь них не увидишь никаких ориентиров! Не за что будет зацепиться глазу, чтобы сверить карту с местностью. Вся надежда только на приборы. Катя чувствовала ветер, который на высоте может оказаться значительно сильнее, может снести их в сторону, и тогда… Раскова, заметив смущение девушек, подошла к ним, заговорила сначала о погоде, поглядывая вместе с ними на небо, потом и о полетах за облаками.

— Что тут главное? — спросила она, взглянув на Катю. — Прежде всего точно соблюдайте режим полета, начиная от взлета, кончая посадкой. Все надо делать так, как рассчитано на земле. После подъема за облака не теряйте друг друга. Когда выйдете на дальний привод, засеките время и возьмите нужный курс. И помните, — она внушительно погрозила пальцем, — на высоте может быть боковой ветер, и даже очень сильный.

Катя кивала: буду помнить.

Марина Михайловна говорила о предстоящем полете спокойно, как о самом обычном деле. Она старалась рассеять то скованное напряжение, которое подметила на лице Румянцевой, передать ей свою уверенность, чтоб девушка окончательно поверила в свое умение, в свои силы.

— Пора! — вдруг сказала Нечаева, подходя к задумавшейся Кате.

Катя видела на аэродроме много самолетов. Над ее головой пролетали громоздкие бомбардировщики, маленькие истребители, но больше всех ей нравились «уточки». Эти учебно-тренировочные самолеты были из фанеры, обтянутой перкалем. Казалось, две девушки, подхватив за крылья машину, могут легко приподнять ее. Кабины словно гнезда; крылья тонкие, как у птицы. Эти самолеты являлись предметом острот и насмешек для воздушных «волков»; которые называли их «этажерками», «много шума из ничего», «кукурузниками» и другими оскорбительными прозвищами. Но «уточка» казалась Кате прекрасным самолетом. Он подходил ей по росту: не мал, не высок, а в самый раз.

Вот он стоит, распластав крылья, и кажется, что промерз насквозь и ему уже не подняться под облака.

Но Даша Нечаева садится в кабину и подает команду к запуску. Самолет сразу повеселел, заурчал и рванулся вперед. Прищуренным взглядом летчица посмотрела на Катю: «Что, трусишь?» И Катя поняла: надо показать, что она нисколько не боится этого первого вылета.