Москва, 1941

Член Военного совета Московского Военного округа Константин Федорович Телегин так охарактеризовал эти события в своих воспоминаниях «Не отдали Москвы»: «Пока дивизии формировались в Москве, все шло будто нормально. Руководство предприятий и учреждений рассчитывало, что ополченцы будут проходить обучение и нести службу без отрыва от работы, как это было в далеком 1917/18 году с Красной гвардией, не подумали, кто уходит и как будет с выполнением планов и новых заданий по выпуску военной продукции. Но как только стало известно, что дивизии выводятся из Москвы, начались беспрерывные телефонные звонки, партийные комитеты и Военный совет осаждались просителями, требовавшими возвратить некоторых работников, так как их некем заменить. А командиры и комиссары дивизий слали рапорты о том, что часть ополченцев непригодна для походов и подлежит отчислению».

Часть ополченцев была отправлена обратно в Москву по здоровью или в распоряжение оборонных предприятий. Часть из них получила командирские должности согласно имевшимся у них воинским званиям. В писательской роте тоже произошли перестановки: «Всем ополченцам, имевшим офицерское звание по запасу, стали спешно подыскивать соответственные должности. Тут выяснилось, что маленький, подвижный, нервный Чачиков[13], воевавший прапорщиком еще в империалистическую, тоже имеет две шпалы. Не помню, куда его назначили, но из роты забрали. Перевели в штаб и Шалву Сослани[14], аттестованного, как и многие писатели накануне войны, в результате лагерного сбора».

Поиск ценных специалистов среди бойцов ДНО продолжался до самого последнего момента. Среди документов Резервного фронта есть сообщение о том, что в частях 6-й ДНО 33-й армии «имеется до 36 человек рядовых бойцов из числа научных работников железнодорожного транспорта». Начальник военных сообщений Резервного фронта генерал-майор Зеленцов считал целесообразным «направить их в железнодорожные части Резервного фронта, где они могут быть использованы по своим специальностям». К этой записке прилагается лист с фамилиями инженеров, доцентов, аспирантов, кандидатов технических наук – крайне нужных железнодорожных специалистов. К сожалению, их дальнейшую судьбу выяснить не удалось.

К настоящему времени не удалось обнаружить каких-либо предвоенных планов оборонительного рубежа в районе будущей Можайской линии обороны. Скорее всего, их просто не существовало. На это же мягко намекает в своих воспоминаниях Телегин. Судя по документации, рекогносцировка рубежа должна была проводиться до конца июля, к этому же моменту должны были быть закончены и противотанковые препятствия – рвы. Задача практически невыполнимая. Ополченцы не имели лопат в достаточном количестве (выехавшая с лопатами на грузовиках 4-я ДНО была скорее исключением, и она сразу была переброшена в район Вязьмы), рекогносцировка не была утверждена, плана рубежа фактически не было.

Как бы то ни было, в «Можайский период» дивизии народного ополчения были собраны в армии: 32-ю, 33-ю и 34-ю, которые в конце июля выдвинулись дальше, на рубежи Резервного фронта. Многие из них остались там навсегда.

Шпиономания и десантобоязнь