Москва 2042

— Здорово вы меня все-таки вчера разыграли, — сказал я, поглядывая на Смерчева снизу и сбоку. — Я думал, у вас и правда коммунизм такой, какой я видел вчера, а он совсем не такой.

— Ну да, мы же знали, что вы юморист. Мы хотели вам показать, что и мы не без юмора.

Мы шли со Смерчевым вдоль широкой пальмовой аллеи. На этот раз он был не в форме, а в легком светлом костюме и в таких же светлых сандалиях. Солнце стояло в самом зените и светило ярко, но не слепило, грело, но не пекло. На ветвях пальм сидели какие-то невиданной красоты птицы и пели поистине райскими голосами.

Мы, собственно говоря, даже не шли, а летели, лишь время от времени отталкиваясь от земли. Во всем теле я чувствовал необыкновенную легкость, о чем и сказал Смерчеву.

— А вы не догадываетесь почему? — спросил, улыбаясь, Смерчев.

— Почему? — спросил я.

— Наши ученые изобрели устройство, сильно ослабляющее уровень земного тяготения.

— Неужели они даже до такого додумались? — спросил я. — А для чего же они это сделали?

— Просто так, — сказал Смерчев. — Чтобы людям было приятно жить.

Мы летели вдоль светлых высоких зданий. Они напоминали мне некоторые небоскребы Нью-Йорка, но были гораздо светлее и как бы воздушнее. Все они были соединены между собою прозрачными галереями, в которых тоже росли пальмы и глицинии.

Всюду слышался смех детей и влюбленных.

Навстречу нам так же легко, как и мы, летели молодые и румяные парни и девушки с одухотворенными лицами.

Девушки все до одной были в коротких теннисных юбочках, с загорелыми и стройными ногами. Они все ели мороженое пломбир и бросали на меня влюбленные взгляды, все желали меня, и я желал тоже поговорить с ними о чем-то возвышенном.

Люди вертелись на установленных вдоль аллеи каруселях, качались на качелях и летали по воздуху на каких-то оранжевых лодках.

В небе парил длинный голубой транспарант, на котором было написано

НАСЛАЖДЕНИЕ ЖИЗНЬЮ

ЕСТЬ ОСНОВНАЯ И

ЕДИНСТВЕННАЯ ОБЯЗАННОСТЬ

КАЖДОГО КОМУНЯНИНА

Мы шли уже несколько часов, а солнце по-прежнему стояло в зените, не сдвигалось, не слепило и не пекло.

Я спросил Смерчева, что это значит, и он посмотрел на меня с добрейшей улыбкой.

— Вы разве не поняли? Это искусственное солнце.

— Искусственное? — переспросил я.

— Да, конечно, искусственное. И весь климат у нас тоже искусственный.

— Как же вам этого удалось достичь? — спросил я.

— Очень просто, — сказал Смерчев. — Это совсем просто. Весь город покрыт колпаком из горного хрусталя.

— И что же у вас не бывает смены времен года?

— Ни смены времен года, ни смены времен суток, ничего этого у нас не бывает. У нас всегда день и всегда лето.

— А как же люди спят при таком свете?

— А очень просто. Те, кто хочет спать, могут задернуть шторы. Впрочем, — уточнил он, у нас люди обычно не спят.

На мой вопрос почему, Смерчев объяснил, что люди у них не спят, потому что им жаль времени. Жизнь настолько хороша, что они ею ежеминутно и ежесекундно Наслаждаются.

— А когда же они работают? — спросил я.

— Они никогда не работают, — был ответ.

Среди встречавшихся нам прохожих было много людей, которых я знал по прежней своей жизни и даже при мне еще умерших. Они дружелюбно махали мне руками, и я им тоже помахивал, встрече с ними нисколько не удивляясь. Я понимал, что нахожусь в раю, пусть сотворенном не Богом, а людьми. Я понимал, что если эти люди сумели построить искусственное солнце и ослабить земное тяготение, то ничего удивительного нет в том, что они научились воскрешать мертвых. Между прочим, аллея эта была одновременно похожа на какой-то гигантский супермаркет, а по бокам ее стояли бесконечной длины прилавки, а на них разложены и лоснились всяких сортов колбасы, сыры, белужьи бока, разрезанная на тонкие ломтики семга, икра красная, икра черная, икра паюсная и баклажанная.

А еще всякие там фрукты и овощи, диковинные и недиковинные, всякие апельсины, мандарины, артишоки, авокадо, бананы и ананасы.

И, само собой, разные вина, коньяки, водки, воды, соки, шипучие напитки и всевозможные сорта пива в бутылках, в банках, в бочонках — словом, всяких товаров, как у нас в штокдорфском супермаркете, ну, может, немножко поменьше.

Но у нас в супермаркете обычно хоть сколько-нибудь народу бывает (иной раз по субботам и очередь скапливается человек до шести), а тут никто ничего не берет, все идут мимо и на прилавки даже не смотрят. Только девушки хватают по дороге пломбир или финики и со смехом летят себе дальше.

— А почему это здесь никто ничего не берет? — спросил я у Смерчева, всем увиденным весьма потрясенный. — Денег ни у кого, что ли, нет?

— Ну конечно же, нет, отвечал Смерчев, загадочно улыбаясь.

— Ага, — сказал я, это дело понятное, у меня лично денег и при социализме не было, да и при капитализме было не густо.