Москва 2077. Медиум

Здесь не было пивных потеков на полу, никто не ходил по проходам, предлагая купить всякий хлам, не пели под гармошку семилетние азиатики. Отсутствовали кондукторы, а главное – и следа не было того особенного железнодорожного запаха и того неповторимого, но, согласитесь, ужасного воздуха, густо пропитанного парами усталости и разнузданности, который семь-восемь лет назад заполнял пригородные поезда.

Скамейки были самые простые, деревянные, но удобные – с выпуклостями и вогнутостями в нужных местах. Я вытянул ноги и стал смотреть в окно.

Под негромкое уютное постукивание колес, в лучах косого вечернего солнца мимо проносились, а на поворотах плавно разворачивались густые темно-зеленые леса, аккуратные домики деревень, пасущиеся лошади и отары овец, строгие линии виноградников, размеченные белыми столбиками. Кое-где попадались спокойные счастливые люди. Дети, играющие в футбол. Рыбаки на берегу пруда. Молодой загорелый пастух в белой рубашке. Девушки в наброшенных на плечи мужских пиджаках, прогуливающиеся под руку со своими возлюбленными.

Я никогда не был в этих местах. То есть мне, конечно, приходилось ездить во Владимир, Суздаль и один раз даже в Петушки. Но – до Потепления. А тогда это была совсем другая дорога. Пьяная, грязная, с полуразрушенными деревенскими домами, безвкусными дворцами торговых центров и ресторанов, наскоро слепленными строительными рынками, трубами убогих рабочих поселков, оборванными таджиками, серыми болотами, вдоль которых разная рвань парковала на стоянках «мерседесы» и «лексусы»; а надо всей этой красотой на хамски-ярких плоскостях рекламных щитов возносились ряды цифр: суммы денег в разных валютах и номера телефонов, по которым вам предлагалось с этими суммами расстаться. Всё это было до Переворота, и это был абсолютно другой мир.

Я помню те дни, когда все началось.

Мы жили в том же доме на Короленко, рядом с парком Сокольники, в котором живем и сейчас. Место было вроде неплохое, но неподалеку, за грязным леском, проходила набережная, транспортное кольцо, и ночью стоял такой гул от идущих по набережной автомобилей, что нельзя было открыть форточку, даже если задыхался от духоты.

И вдруг как-то утром гул прекратился. Даже при закрытых окнах он всегда ощущался, давил на стеклопакеты и на мозг. И тут его не стало. И я проснулся.

Осторожно, чтобы не разбудить Надю, я выбрался на кухню, открыл окно – за окном стояла потрясающая, небывалая тишина. Никто никуда не ехал. Автомобильного движения не было. Смертельно напуганный, я бросился в другую комнату, выскочил на балкон и увидел соседа, безуспешно пытающегося завести свой «фольксваген». Я увидел, что все машины в нашем дворе стоят неподвижно на своих местах. А через несколько минут началась всеобщая паника.

Не загружались компьютеры, отказала мобильная связь, прекратило работу телевидение.

Но страшнее всего было то, что случилось, когда я поднял Надю. Я растолкал ее и крикнул:

– Надя! Вставай! Надо уходить! Хрен знает что!.. Наверное, война!..

Надя потянулась и сделала попытку обнять меня за шею. Я отшатнулся.

– Ты что? Вставай!

– Что случилось, Ваня? – спросила она меня, спокойно и счастливо улыбаясь.

– Атака! Ни хрена не работает! Телевизор! Машины!..

– Ну так это же хорошо, что не работает телевизор и не ездят машины! Разве не так? – сказала Надя и сладко потянулась.

Надя перевернулась мгновенно. То есть изменилась, стала другой, такой же, каким стал мир за окном, тихим, неторопливым, теплым и полным радости. В течение нескольких часов перевернулись или, если угодно, изменились почти все. Во всяком случае, почти всё население Москвы в течение нескольких часов стало похожим на Надю. Но не я. Со мной ничего не случилось. Я остался тем же. Беспокойным мелким торговцем. Трусом.

Позже я обнаружил, что я такой не один. Нас стали называть дергаными. И в основном дерганые собрались в Секторе. Но опять-таки – не я.

Я остался с Надей и другими тихими.

Мы так никогда и не узнали, что случилось с Землей. Кто остановил войны, очистил реки и воздух? Кто уничтожил почти все современные технологии? Были ли это инопланетяне? Или это был Он, Тот, Которого ждали и боялись верующие всех возможных конфессий?

Вначале было страшно, но потом оказалось, что жизнь в новом мире вполне возможна. И даже более того – это в общем-то была прекрасная жизнь. Это был даже, скажем так, рай.

Но дерганые мечтали о «движняке». Еще бы! По какой-то причине Воздействие обошло их мозги, и они остались такими же жадными, завистливыми и подозрительными. А жадному, завистливому и подозрительному лучше повеситься, чем жить без движняка. В общем, они жили в Секторе, как в резервации, поклонялись мобильнику и мечтали распространить законы своей жизни на весь остальной изменившийся мир.