Москва 2077. Медиум

– Здесь, не перебивай. Ну, искала и не нашла. Хотела уже назад вернуться, а потом случайно узнала про одного человека… И вот этого человека мне надо… Короче, ты все равно не поймешь.

– Так – не пойму, – согласился я. – Это точно. А ты начни сначала. Почему сбежала? Почему Наде ничего не сказала? Зачем у тебя дома телефон?

Все тело у меня болело, и я никак не мог улечься на старом сыром матрасе. Анфиса помолчала, слушая, как я вожусь на печке и покряхтываю.

– Кошкин, лучше спи. Я тебе завтра все расскажу. Честно.

Голос у девчонки был сонный, она еле ворочала языком. Мне стало жалко ее.

– Ладно. Пусть будет завтра. Деваться некуда… А спать все равно не буду, – сказал я решительно. – Вдруг они развяжутся?

Но Анфиса уже не слышала меня. Некоторое время я прислушивался к ее дыханию и к звукам, доносящимся из сеней, но потом глаза мои закрылись, я глубоко втянул в себя воздух и провалился в беспамятство.

15

Проснулся я от какого-то стука. Кто-то вошел? Или вышел? В избу сквозь щели в заколоченных окнах проникал утренний свет, но его было слишком мало, чтобы разглядеть, что происходит в углах. Я хотел вскочить, но, едва пошевелившись, застонал от боли. Неплохо меня вчера отделали! Даже лучше, чем позавчера. Я привстал, оперся на локоть и вспомнил всё.

И сразу же подумал о Наде. Вчера я не успел позвонить ей из гостиницы. Что она думает? Я был уверен, что она и близко не догадывается о том, что со мной происходит. Как связаться с ней? И стоит ли?

– Эй, Кошкин! – раздался откуда-то из-за печки голос Анфисы. – Чего разнежился? Вставай! Пойдем пытать заключенных!

Через секунду появилась и сама Анфиса. В джинсах, обтягивающем красном свитерке и с железной кочергой в руках.

Я с трудом слез с печки и поплелся за девчонкой в сени.

– Постой, Анфиса! – сказал я ей в спину. – Ты обещала утром все рассказать. Зачем мы здесь? Чего эти люди от нас хотят? Чего мы от них… То есть чего ты от них хочешь?

– Времени нет на объяснения, – ответила Анфиса, тыкая кочергой поочередно то в лопоухого Хэша-Чебурашку, то в толстяка Тэга. – Фолловь за допросом и кое-что поймешь.

Я был знаком с диалектом Сектора, но не сразу сообразил, что Анфиса предлагает мне «следить» за допросом. Обычно употребленное ею слово использовали дерганые женщины, когда заигрывали с представителями противоположного пола. «Фолловьте меня!» – кричали они, с дурацким смехом убегая по улице в своих балахонах.

– Ну! Кто начнет рассказывать? Кто первый? – спросила Анфиса, закинув кочергу на плечо.

Бойцы выглядели плохо. Ночь в связанном виде, без еды и питья, не способствовала восстановлению сил. Особенно был плох Чебурашка.

– Пить! – попросил он сквозь щелочку в губах.

Я представил, как запеклось у него все в разбитом рту, и между лопаток у меня пробежала судорога.

– Сейчас, – сказал я, повернув в избушку за водой.

– Ты куда? – спросила Анфиса. – Не надо никуда идти. Он потерпит еще немного. Потерпишь, лопоухий? Да?

Я остановился в нерешительности на пороге, и громадный толстяк Тэг хрипло и вместе с тем как-то обреченно засмеялся.

– У тебя, дамочка, неправильная политика френдования, – проговорил он. – Кого ты выбрала в партнеры? Посмотри на него. «Сейчас я принесу водички…»

Учитывая его состояние, толстяк довольно похоже передразнил меня.

– Говорю тебе, брось этого недоделка, давай между нами двумя все решим, – продолжал он, судорожно сглатывая почти после каждого слова.

– Ты чего добиваешься, Тэг? – спросила Анфиса, поигрывая кочергой. – Хочешь, чтобы Ваня тебе еще раз продемонстрировал хук справа? Лучше начинай говорить.

Тэг смотрел упрямо, но во взгляде было слишком много боли. Мне показалось, что он вот-вот сломается.

– Что ты хочешь знать? – спросил толстяк, глядя на свой живот.

– Я хочу знать, где сейчас находится полковник Бур и что вы делали на берегу озера.

Полковник Бур! Вот кого она искала. Я слышал об этом человеке. Серый кардинал Сектора. То ли министр обороны, то ли руководитель спецслужб. Было время, когда его боялись настолько, что ангелианцы прерывали службу, если он парковал свой электромобиль рядом с храмом. Высыпали на улицу и прикладывали руки к левому уху. Этот жест у них означал нечто среднее между «Аве Анжела» и «Хайль Бур!».

Но этой весной толпа в Секторе взбунтовалась, наверное, нажрались галлюциногенов. Все решили, что снова стала работать мобильная связь, бегали, как я уже говорил, голяком по улицам, визжали и плакали. Потом на улице появились войска и вот такие вот ребята в серых костюмах, как Хэш и Тэг. Толпу усмирили, но в какой-то стычке полковник Бур погиб. Такой версии придерживались все рюкзачники и все дерганые, с кем мне доводилось говорить.

Во всяком случае, с тех пор о Буре больше никто и никогда не упоминал.

– А если я не скажу, что ты сделаешь? Ударишь кочергой? – глухо, но с вызовом проговорил Тэг.

– Могу и ударить. Но лучше брошу вас здесь без еды и питья. Выведу ночью в лес, раздену, свяжу и положу рядом включенный фонарик. Пока закончатся батарейки, комары превратят вас в полуфабрикаты. Страшно подумать, как вы будете корчиться! Как гусеницы на огне. Брр…