Москва 2087 (СИ)

Она мгновенно узнала этот голос — в котором легчайшим намеком присутствовал немецкий акцент. Вот так же, должно быть, разговаривала когда-то императрица Екатерина Вторая. Ольга быстро, часто закивала — дескать, всё поняла. И барышня фон Берг, её недавняя телефонная собеседница, тут же руку от её губ отвела.

Ольгу снова потянули внутрь — и на сей раз она уже и сама помогла: оттолкнулась от подоконника. Так что уже через пару секунд оказалась в теплой тьме старинного дома, натопленного — Ольга в этом не сомневалась — при помощи изразцовой печи. Печной дух — жаркий и сухой — с центральным отоплением никак не спутаешь.

Ольга испугалась, что упадет на пол — на спину, когда её втянут внутрь. Но, когда невидимые руки опустили её, она ощутила у себя под спиной мягкий, толстый ковер. Тотчас же раздался протяжный сухой шелест — какой бывает, когда на окнах опускают жалюзи. А через пару секунд комната осветилась — но не электрическим светом: это загорелась старинная масляная лампа под стеклянным абажуром. Её держала в руках еще одна девушка — не Ирма фон Берг. И, поскольку кроме них троих в помещении никого не обнаружилось, Ольга поняла: эта особа и помогла Ирме втащить её внутрь. Выглядела она довольно хрупкой — казалась почти ребенком. Но, как видно, на деле была куда сильнее, чем это представлялось на первый взгляд.

Ольга Булгакова была, конечно же, удивлена тем, что произошло. Но удивлена меньше, чем она сама ожидала. Поскольку вторую девушку она тотчас узнала: видела её в нескольких телевизионных репортажах — где присутствовала также и барышня фон Берг. Эта прелестная юная брюнетка, которая стояла теперь с лампой, выступала одним из ключевых свидетелей обвинения на процессе по делу «Добрых пастырей»: организации, что поставила себе целью полное физическое истребление безликих.

— Настасья? — обратилась к ней Ольга. — Вас ведь так зовут? Я не ошиблась?

— Да, я — Настасья Рябова. — Юная брюнетка поставила свою лампу на резной треугольный столик красного дерева, притулившийся в углу комнаты. — И это я отыскала вас здесь. А сейчас мы должны проверить вашу одежду и сумку. Иначе та парочка тоже очень скоро заявится сюда.

И тут, словно в ответ на её слова, из-за окна донеслись голоса. Так что Ольга, Ирма и Настасья как по команде устремились к окну и припали к узеньким зазорам, что имелись между планками жалюзи.

— Может, она в какую дверь забежала? — проговорил один из двоих мужчин в зимних подупальто, сверяясь с прибором, зажатым в руке.

— Мы же всё время видели её спину — когда б она успела забежать? Да и нет здесь никаких дверей… — пробурчал другой. — Полминуты назад была здесь, и вот — пропала… — И Ольга услышала в свой адрес несколько непечатных эпитетов.

— Das Mistst"uck*, — пробормотала Ирма и, словно виновата перед Ольгой была она, в знак извинения вскинула раскрытую маленькую ладонь.

3

Ньютон испытывал непреложное чувство, что события в штаб-квартире ЕНК происходят слишком быстро. Гораздо быстрее, чем он готов был их воспринимать. А ведь он, Алексей Берестов, никогда себя к тугодумам не причислял!

Вот — на запястьях полковника Хрусталева сомкнулась в точности такая же пластиковая лента, которая только что стягивала руки самого Ньютона. И полицейский полковник — без единого слова протеста — плюхнулся на ресторанный стул, к которому его подтолкнули сотрудники ОСБ. А подчиненные самого полковника — которые, хоть и с другого конца ресторанного зала, но наверняка заметили, что происходит — даже со своих мест не поднялись. Вот — человек, снявший наручники с Ньютона, принялся деловито обсуждать что-то с компьютерщиком, который сжимал в руках планшет. Вот — молодой человек в полицейской форме, вооруженный автоматической винтовкой Мосина, поспешно подошел к этим двоим. И явно принялся что-то им объяснять. А он, Алексей Берестов, хоть пытался вникнуть в смысл творящихся событий, но сделать это был не в состоянии.

Наконец, промаявшись минут пять — забытый всеми, — Алексей Федорович не вытерпел и подал голос:

— Послушайте, господа, — проговорил он почти что шепотом — с таким расчетом, чтобы его слова не долетели до полицейских, о чем-то совещавшихся чуть поодаль за сдвинутыми столами, — я был бы вам признателен, если бы вы благоволили кое-что мне объяснить. — Когда Ньютон был не в своей тарелке, то всегда начинал говорить в духе имперского ренессанса.

К нему повернули головы и сотрудники ОСБ, и молодой человек в полицейской форме — который вряд ли в действительности состоял на службе именно в полиции. Но заговорили с Ньютоном не они. У себя за спиной он услышал голос полковника Хрусталева:

— Вы хотите узнать, наверное, — вопросил он с неприятным смешком, — кого именно я отправил за вашей подругой?

— Ольга Андреевна мне не подруга. — Ньютон сам удивился тому, что испытал смущение, произнося эти слова; он даже остался сидеть к полковнику спиной — чтобы, чего доброго, не выдать себя выражением лица. — Но — да: я хотел бы узнать в том числе и это.