Москва

– Позвольте познакомить вас с нашим маленьким творческим коллективом «Четвёртой полосы», – Олеша представил своих коллег, и тут меня ожидало новое потрясение: в тесной комнатке собрались сразу несколько будущих литературных звёзд: не считая Михаила Афанасьевича, в редакции «Гудка» трудился ещё и Илья Ильф[1].

– Так что привело вас, товарищ Быстров, в нашу обитель? – близоруко прищурился будущий создатель «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка».

Меня так и подмывало сказать, что я знаком с его будущим соавтором, когда тот приезжал в командировку из Одессы в Петроград, но я благоразумно промолчал. Хоть тресни, не скажу, работают ли уже вместе обе половины творческого дуэта Ильф и Петров, в котором первую скрипку, похоже, как раз и играл мой собеседник.

Внезапно его накрыл приступ кашля, он деликатно отвернулся от меня, прикрыв рот носовым платком. Несколько секунд, его спина и плечи сотрясались.

Я дождался, когда он закончит кашлять и снова повернётся в мою сторону.

– Меня к вам привели суровые и скучные будни уголовного розыска. Ищу поэта, который печатается в «Гудке» под псевдонимом Вик Суровый.

– Вот уж не знал, что наш Вик так высоко ценится в угро, – фыркнул Ильф.

– Это какой Вик? – вскинул голову Олеша.

– Да тот самый, – усмехнулся Ильф. – Ты должен его помнить…

Видя непонимание во взгляде собеседника, Ильф пояснил:

– Да брось! Ты не мог его забыть! Ну, тот, который наваял: «пахал Гаврила спозаранку, Гаврила плуг свой обожал…» Рыжий такой! – пустил в ход последний аргумент Ильф.

– Ах рыжий! – вспомнил Олеша. – Ну, да, знаком нам этот товарищ. Как вы понимаете, никакой он не Суровый и даже не Виктор. Его настоящие имя и фамилия… дай бог памяти…

– Никифор Ляпис, – с готовностью подсказал Ильф.

– Точно! Мы поначалу думали, что и это псевдоним, но он паспорт показал, в котором чёрным по белому: Ляпис Никифор. Отчество, извините, не припомню – в бухгалтерии надо смотреть, – виновато развёл руками Олеша.

– В бухгалтерии я уже был и отчество Никифора мне известно, – вздохнул я. – Но нужен адрес. Знаю, что с указанного в бухгалтерии он недавно съехал. Может, кто-то из вас в курсе его нового местоположения?

– Коллеги? – Олеша обвёл сотрудников редакции взглядом, но все лишь недоумённо пожимали плечами. – Простите, товарищ Быстров, но мы его адреса, увы не знаем…

– Жаль, очень жаль, – покачал головой я. – Будем искать.

Я простился с газетчиками и вышел из кабинета. Уже в коридоре кто-то тихо окликнул меня со спины.

– Товарищ Быстров!

Я остановился. Меня догонял слегка запыхавшийся Булгаков.

– Слушаю вас, Михаил Афанасьевич.

– А вы моё отчество знаете? – удивился писатель.

– Уголовный розыск знает всё… Ну, почти всё, – вышел из трудного положения я.

– Вы очень заняты? – не дожидаясь моего ответа, Булгаков продолжил:

– Хочу вас пригласить отобедать со мной. Тут неподалёку есть приличное кафе. Если что – я угощаю.

– Замётано, – кивнул я, хотя сам бы с огромным удовольствием заплатил за возможность пообедать вместе с самим Булгаковым любые деньги.

Правда, в данный момент кошелёк мой был почти пуст. Все сбережения остались у Степановны и Насти, с собой я захватил довольно скромную сумму.

Мы вышли из здания и свернули за угол.

Булгаков привёл меня в маленькое и симпатичное кафе.

– А ничего тут, – оглянулся я.

Обстановка и впрямь располагала. Мило, светло и уютно.

Мы заняли столик в углу.

Официантка принесла меню, взглянув в которое, я присвистнул.

– Я угощаю, – повторил Михаил Афанасьевич.

– Ладно, но с меня как-нибудь ответный стол! – пообещал я.

– Замётано, – спародировал меня Булгаков.

Мы улыбнулись, довольные друг другом.

– Скажите, пожалуйста, вы ведь работаете в том самом новом суперотделе, о котором судачит вся Москва? – заговорил Михаил Афанасьевич.

– Если мы друг друга правильно понимаем, то да.

– И это вы – тот самый Быстров, начальник милиции Рудановска, о котором была большая статья в «Правде»?

– Бывший начальник милиции, – уточнил я.

Сама газета на глаза мне так и не попалась, и я понятия не имел, что в итоге написал о моей скромной персоне Михаил Кольцов.

– И это вы недавно взяли Упаковщика? – продолжил своеобразный допрос Булгаков.

– Как понимаете, отнюдь не в гордом одиночестве. Мы брали его совместно с московским уголовным розыском.

– Но вы в этом играли далеко не последнюю роль.

– Без комментариев, – усмехнулся я.

– Георгий… как вас по батюшке?

– Олегович.

– Георгий Олегович, я спрашиваю отнюдь не из праздного любопытства. Дело в том, что я хочу написать большой очерк об этом негодяе. Мной движет отнюдь не желание заработать на сенсации… Это было бы пошло и мерзко, учитывая все обстоятельства. Я задумал психологический этюд, глубокий анализ личности. Хочу понять, что могло побудить его на столь страшные вещи, какие глубинные мотивы им двигали, осталось ли в нём хоть капля человеческого… Да и вообще: человек ли это или зверь под личиной человека?!

– Я понял ваш замысел, но пока не осознаю, чем могу быть полезен, Михаил Афанасьевич…