Москва

– Конечно! Мы, как и уголовный розыск, стоим на страже интересов государства, – сказал Винокуров, и я видел, что он абсолютно искренен.

– Конечно, – согласился я. – Но меня всё равно терзают смутные сомнения. Скажите, а вы точно уверены, что этот… как говорят американцы – «бизнес» принадлежит Крюковой?

– Её фамилия проходит во всех официальных документах, – сухо сказал фининспектор. – Да она и не отрицает этого. Я показывал ей бумаги, она подтвердила, что это её подпись. Так что у нас всё точно, как в аптеке.

– Не знаю, не знаю… – задумчиво протянул я. – Вы не обижайтесь, товарищ Винокуров, на мою недоверчивость, но что-то здесь не так. Какие-то подводные камни. Ну не похожа гражданка Крюкова на акулу капитализма.

– Похожа – не похожа! Мы тут не на ромашке гадаем! – разозлился мужчина. – Я же вам сказал: есть все официальные бумаги. На этих бумагах стоит подпись Крюковой. Поэтому она и должна нести полную ответственность перед государством за все нарушения.

Я задумался. Конечно, Винокуров говорил правду, но, кажется, не всю. Я нутром чуял, что он недоговаривает. Осталось только понять, какую линию поведения надо выбрать в его отношении, чтобы расколоть.

Кажется, придётся слегка прессануть «клиента» и сбить некоторую спесь. Налоговики… они и в Африке налоговики, да и в советской России тоже.

– Слушай, Винокуров, ты наверное немного не догоняешь, – с угрозой произнёс я.

Он выпучил на меня глаза.

– Чего?! – На секунду собеседник потерял дар речи.

– Говорю, не понимаешь ты меня… Бумаги, штука важная – не поспоришь, но ни ты, ни я не верим всерьёз, что именно Крюкова стоит за этим массовым производством ящиков.

– Но позвольте! – попробовал приподняться из-за стола фининспектор, но я посадил его обратно, положив руку на плечо.

– Позволю… Конечно, позволю, но потом. Ну я же по глазам вижу, что ты не вполне искренен со мной. Давай, колись. В конце концов, это в интересах обоих наших ведомств.

– Ладно, – решился он. – Вижу, что наш уголовный розыск на мякине не проведёшь. Да, хоть по бумагам всё действительно оформлено на Крюкову, но раньше патент и всё дело принадлежало гражданину Науму Израилевичу Гельману. А потом он передал весь этот бизнес, как вы выразились, Серафиме Крюковой.

– А произошло это до первых штрафов или после?

– Во время, – вздохнул Винокуров.

– Ну вот, – обрадованно произнёс я. – Всё окончательно становится на свои места. Понятия не имею, каким образом гражданин Гельман повесил налоговое тягло на плечи балерины, но, похоже, размер штрафов стал для неё крайне неприятным сюрпризом. Как думаете, я прав, товарищ Винокуров?

– Правы, – покачал головой он. – Я во время нашего разговора с ней, понял, что здесь что-то не так. Крюкова не знала банальных вещей: кто у неё работает, чем занимается… ну и прочие мелочи, которые настоящий хозяин обязан знать наизусть. Но вы должны понимать, что официально, по всем документам она значилась владелицей и потому обязана нести всю полноту ответственности.

– Да это я понимаю, – легко согласился я с его резонами. – Бумаги – это ого! И даже ого-го! Так что претензий к тебе, Винокуров, нет и быть не может. Ты мне лучше вот что скажи – если сумма штрафа стала для девушки шоком, могла ли она помчаться с разборками к нехорошему гражданину Гельману, который так её подставил?

– Могла, – сказал фининспектор.

– Я тоже так полагаю. Давай-ка, черкани мне адресок этого Наума Израилевича. Похоже, у меня появились к нему некоторые вопросы.

Он покладисто кивнул и протянул мне листик с адресом.

– Вот, товарищ Быстров. Быть может, вам удастся найти управу на этого нечистого на руку предпринимателя.

– Обещать не стану, но попробовать – попробую, – сказал я.

Глава 16

Я подошёл к проржавевшим дверям забора, за которым раздавался противный визг пилы, что в общем-то неудивительно: «офис» Гельмана располагался на лесопилке.

Настроение у меня испортилось. Пришлось переться через полгорода и всё больше пешком. К тому же, пока добрался, успел нагулять зверский аппетит. Купленные по дороге два жаренных пирожка с картошкой лишь слегка погасили голод.

Я толкнул створку двери, она со крипом поддалась, открывая передо мной проход на территорию лесопилки.

Свободного пространства не было, пришлось лавировать между штабелями леса и готовой продукции. Умопомрачительно пахло свежей древесиной, под ногами приятно похрустывал ковёр из опилок.

Четверо работяг вкалывали возле огромной циркулярной пилы. Двое подавали бревно с одной стороны, и двое принимали его уже распиленным с другой.

Ещё один сидел с задумчивым видом на скамейке и потягивал самокрутку, стряхивая пепел в жестяную банку.

Чтобы не отрывать мужиков от работы, я подошёл к нему.

– День добрый! Как мне найти Наума Гельмана?

– На обеде он.

– Дома?

– Почему дома? Тут недалеко, в ресторации сидит.

– И как долго гражданин Гельман обычно кушать изволит?

– Ну с часок обождите, а то и полтора. Раньше он не управится: обед – дело святое.