Москва-37

– Уже поговорили, гражданин? – Кричит вдогонку Гвоздю дежурная. Тот молча кивает головой.

Москва, Кремль.

Кабинет Сталина.

19 июня 1937 года, то же время

– Давайте ещё раз пройдёмся по порядку… – Сталин останавливается у стола заседаний напротив сидящих за ним: Молотова, Кирова, Ворошилова, Жданова и Кагановича. – товарищ Молотов, в начале заседания даёшь слово для сообшения товарищу Ежову. Текст согласован, ему потребуется минут тридцать. Опишет текущую обстановку в сельских районах, причины волнений, в конце – назовёт зачинщиков и попросит исключить их из ЦК и предать суду. Предложишь дискуссий не открывать, факты – упрямая вещь. Обвинённых из списка к голосованию предложи не допускать, если будут упираться, то можно предложить голосовать кандидатам в ЦК, следующим по порядку (Существовал список кандидатов в ЦК, принятый на съезде и отранжированный по количеству поданных за него голосов. В случая выбывания члена ЦК, набравший наибольшее количество голосов кандидат занимал его место).

– Хорошо придумано! – Простодушно замечает Ворошилов. – Каждый захочет ихние места занять.

– Меня вот что волнует, а можем ли мы Ежову доверять? – Жданов легонько потирает правой рукой область сердца.

Сталин на минуту задумывается, глядя поверх голов соратников.

– В данный момент причин, по которым бы Ежов переметнулся к оппонентам – не вижу, – взгляд вождя встречается со взглядом Жданова. – тем более, после того как он проштрафился с Курским.

– А если именно из-того, что он проштрафился и решит переметнуться? – Киров с досадой отдёргивает руку, потянувшуюся к коробке «Казбека».

– Этого исключить нельзя, – Сталин переводит взгляд на Кирова. – за время работы в ЦК я всякого повидал, но, повторяю, ему нет никакого резона переходить в их лагерь – там он чужой. Ну а если случится такое, будем дальше воевать.

В кабинете раздаётся хрюкающий звук телефона внутренней связи, вождь подходит к столику с аппаратами.

– К вам просится товарищ Хрущёв. – Слышится в трубке голос Поскрёбышева. – Пропусти.

В широко открытую дверь бочком проникает сияющий второй секретарь Компартии Узбекистана. Увидев собравшихся, он замирает у входа, улыбка сползает с его лица.

– Что ж вы встали там, товарищ Хрущёв, – хозяин кабинета указывает на стул в дальнем конце стола. – садитесь.

Лысый крепыш с наметившимся брюшком мелкими шажками подбегает к столу и присаживается на краешек стула. Сталин подходит к нему и внимательно смотрит на него сверху вниз. В кабинете повисла тягучая тишина.

– Вот решил зайти… по старой памяти… проведать, так сказать… – Не выдеживает Хрущёв. – поблагодарить за высокую оценку, так сказать… партии и правительства… которые помогают нам… с искусством. (На прошлой не деле закончился фестиваль искусств Узбекской ССР в Москве).

Шесть пар глаз неприязненно рассматривают растерявшегося второго секретаря.

– … и ещё, – решается Хрущёв. – просигнализировать хотел… ко мне в гостиницу сегодня заходил товарищ Эйхе… в «Москве» нас, значит, всех поселили… то да сё… а под конец, значит, говорит, мол, пора товарища Сталина того… менять, значит.

– А ты что? – Каганович подаётся вперёд.

– Я для виду… поддержал, значит, а сам сюда… – по скуле Хрущёва пробежала струйка пота. – вы же знаете меня, товарищ Сталин, я всегда был за вас. Вы меня всюду выдвигали и я вас никогда не предам! (На последнем слове пускает петуха).

– Кто ещё там воду мутит, Никита? – Снова вступает Каганович.

– Это я не знаю… Я ж на окраине сейчас… с людьми редко встречаюсь. Сегодня вот только Эйхе зашёл… нас в «Москве» всех расселили…

Сталин поворачивается к соратникам и делает предупреждающий знак трубкой готовому взорваться Кирову, затем садится напротив Хрущёва и испытывающе смотрит на него.

– Это вы правильно сделали, товарищ Хрущёв, что пришли ко мне. Доложили. Всё неймётся, выходит, некоторым. Продолжают создавать оппозиции, уклоны и фракции. Значит вместе будем с ними бороться. – Сталин встаёт и протягивает ему руку, показывая что визит закончен. – Спасибо, расчитываю на ваш голос.

– Побежали крысы… с тонущего корабля. – Протянул Молотов когда дверь за посетителем закрылась.

Московская область, Мещерино.

Дача Ежова.

19 июня 1937 года, то же время

– Где она? – Генеральный комиссар госбезопасности выскочил из машины, косо взглянул на дежурного сотрудника и няню приёмной дочери, встречавших его у входа.

– В гостиной, товарищ Ежов… Спит. – Хором ответили они.

Хозяин дачи, не останавливаясь, проходит мимо и начинает энергично подниматься по крутой деревянной лестнице. Встречающие бросаются за ним следом.

– Евгения Соломоновна – в гостинной, – дежурный бросает злой взгляд на няню. – а дочка спит.

– Я… сам… Идите. – Запыхавшийся Ежов с трудом переводит дух.

Дождавшись когда они уйдут и стараясь не шуметь, хозяин проходит по коридору и заглядывает в комнату: за столом его жена наливает красное вино в хрустальный фужер.