Москва-37

– Быстро надо исправить, – Берзин, склонившийся над моим столом морщит нос. – через полчаса «шайба» должна быть на месте.

– Это невозможно – вздыхаю я. – вот эта пуговка (показываю на диод) вышла из строя. Её надо заменить, но запасных нет (точно знаю).

Расстроенный Берзин проводит ладонью назад, убирая со лба свои жёсткие волосы.

– Придумай что-нибудь, Алексей, – с чувством говорит он. – наиважнейшая операция срывается.

«Придумай… ну что тут придумаешь»?

– Пойдём погуляем. – Прячу папку в сейф и беру посетителя под руку.

– Собрались кого-то слушать? – Спрашиваю когда оказываемся на воздухе. (Начальник Разведупра кивает головой).

– Думали подкладывать «пятачок» на место или кто-то будет его на себе носить? – Пытаюсь понять задачу.

– Носить. – Неохотно буркнул Берзин.

– Не до конца ему доверяешь? – (Мой собеседник снова кивает).

– Так не говори ему, что «пятачок» не фурычит. Твой агент всё равно отчёт писать будет, поостережётся врать. А ещё намекни своему человеку, что не один он там будет с пятачком…

– А и правда, – заливается смехом Берзин. – у тебя, Алексей ещё такая коробочка найдётся?

– Для хорошего человека… – развожу руки в стороны и сразу подсекаю. – Как, кстати, там моя «крестница»?

– Машенька? – Покупается он.

«Та-а-к, Машенька значит»…

– Золотая. Эта она подсказала, ну с этим, с «пятачком» и ещё… – Замялся начальник Разведупра и после паузы выпалил. – Алексей, отпусти её ко мне.

Тут пришла моя очередь задуматься, молча прошагали до столовой.

«А как же медицина, лекарства»?

– Встретиться мне с ней надо, поговорить. Пусть приезжает. – Недовольно отвожу глаза в сторону.

– Сегодня никак не сможет и завтра тоже… – начинает оправдываться Берзин. – сам знаешь какие дела сейчас творятся.

«Знать – не знаю, но догадываюсь. Похоже, руководство готовится вскрывать этот гнойник в ЦК и НКВД. Поэтому армию и Разведупр привлекли, нет доверия Ежову». Неопределённо машу рукой.

– Ладно, идём наверх за пятачками…

* * *

Снова раскрываю папку с радиоперехватами, решил пока не грузить этим никого. В этот момент зазвонил аппарат ВЧ.

– Чаганов слушает.

– Товарищ Чаганов, здесь лейтенант госбезопасности Курбаткин, помощник секретаря парткома нашего управления.

– Здравствуйте, Пётр Николаевич.

– Вы знаете моё имя-отчество… – Лейтенант на том конце провода явно польщён.

«А что, мне не трудно запоминать, сказать твой номер телефона»?

– … так вот, товарищ Чаганов, – спохватывается он не дождавшись ответа. – ваше время в почётном карауле с одиннадцати тридцати до полудня двадцать третьего июня в Центральном клубе сотрудников НКВД, вы же понесёте гроб…

– Какой гроб? – У меня вытянулось лицо.

– Гроб товарища Ежова, конечно. – Лейтенант не выказывает никакого удивления. «Мама дорогая, пока я томился в темнице сырой у них тут на воле»…

– Место похорон? – Стараюсь скрыть свою растерянность за официальным тоном. – Наводевичье кладбище, рядом с могилой жены… «А в остальном прекрасная маркиза… Кандидата в члены Политбюро хоронят на Новодевичьем кладбище! Геню то за что? Интересно, пока меня не было Лубянка не сгорела? Ну дела, а предупредить – язык отсохнет»?…

– Понял, буду.

Глава 10

Москва, улица Грановского дом 5.

Квартира Розенгольца.

21 июня 1937 года. 21:00

– Михаил Петрович, милости прошу. – Улыбается Аркадий Розенгольц, нарком внешней и внутренней торговли, высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с усами-щёточкой и приглашает гостя в просторную прихожую. – прошу в гостиную, я сегодня один на хозяйстве: жена с дочерью на даче.

Фриновский скользнул взглядом по полудюжине кепок, висящих на вешалке, пристроил рядом свою фуражку и последовал за хозяином по длинному коридору. Глянув в открытую дверь одной из комнат, сообразил, что окна квартиры выходят не во внутренний дворик, а на соседнее П-образное здание, известное как Пятый дом Советов. В этом, спрятавшемся в тени небольшого садика бывшем доходном доме графа Шереметева (комкор бывал в нём однажды на квартире у Будённого), построенном в конце прошлого века в стиле эклектики, жили высшие руководители государства: Млдлтов, Каганович, Косиор, Ворошилов и другие. Он разительно отличался от, как будто рубленного топором, Первого дома Советов богатством отделки снаружи и изнутри.

– Здравствуйте, граждане, ваши документы! – На грубый громкий голос вошедшего, вздрогнув, испуганно обернулись сидящие за круглым столом Косиор, Постышев, Рудзутак, Эйхе и Хрущёв.

Фриновский, довольный произведённым эффектом, рассмеялся во всё горло.

– Ты что, Михаил Петроуич, на радостях хуатил лишнего? – Вызверился на него Косиор.

– Я бы тоже тяпнул рюмочку… – Эйхе вопросительно взглянул на Розенгольца, тот – на Косиора.

– Для храбрости, что ли? – Усмехнулся Постышев. – Я смотрю и Никита дрожит, нацепил пиджак в такую жару и преет.

Хрущёв вместе со всеми заулыбался незлобивой подначке, но пиджак не снял.

– А и вправду, чего сидеть в темноте, душно у вас… Я открою окна. – Предложил Фриновский.

– Не-е-т! – Хором закричали собравшиеся.