В один из дней первой половины июля 1941 года, когда начальник Генерального штаба Жуков докладывал в Ставке Верховного Командования очередную сводку боевых действий на советско-германском фронте, Сталин завел неожиданный разговор:
— Товарищ Жуков, в боях под Луцком и Новоград-Волынским особо отличился девятый механизированный корпус. — Голос Сталина звучал ровно и утвердительно. — И мы многих командиров и политработников, в том числе и командира корпуса, наградили орденами…
— Так точно, товарищ Сталин, — подтвердил Жуков.
— И вы часто, — продолжил Сталин, — обозревая события на Юго-Западном фронте, подчеркиваете удачные боевые действия девятого механизированного корпуса. Он действительно лучший наш корпус?
— Дерется уверенно, товарищ Сталин. В пятой армии — это главная ударная сила… — ответил Жуков. — Хорошая подвижность в маневре, осмотрительное прикрытие флангов. Ну и стойкость в обороне…
— Если мне не изменяет память, командует девятым корпусом генерал Рокоссовский?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Тот самый Рокоссовский, о котором вы с Тимошенко писали мне, что он необоснованно был репрессирован?
— Так точно, тот самый. Как видите, мы не ошиблись.
— Вижу, — со строгостью в голосе согласился Сталин, кинув вопросительный взгляд на сидевших за длинным столом Молотова и Кузнецова — наркома Военно-Морского Флота. — Вы оказались правы… И сейчас я вот о чем думаю: у нас самое неустойчивое положение в районе Смоленска. Немцы прорвались к Ярцеву, нацеливаются на Вязьму. Это уже непосредственная угроза Москве. Не перебросить ли нам Рокоссовского под Ярцево?
— Нельзя, товарищ Сталин. Этим мы обескровим пятую армию, откроем немцам путь на Житомир и Киев, — подавленно возразил Жуков. — Никак нельзя…
— Вы меня неправильно поняли. — Сталин привычно для всех стал набивать трубку, предварительно вышелушив табак из двух папирос «Герцоговина-Флор». — Я имею в виду самого Рокоссовского. Надо назначить его командующим армией и поставить перед ним задачу не пустить немцев в Ярцево и не дать им форсировать Вопь.
Жуков молча смотрел на Сталина, углубившись в какую-то мысль.
— Почему молчите? — требовательно спросил у него Сталин. — Или вы не согласны, что Западному фронту надо помогать не только резервами войск и техники, но и надежными, толковыми командными кадрами?
— Согласен… Рокоссовского мы найдем кем заменить на Юго-Западном… Но где мы возьмем для него армию на Западном?.. Сместить кого-нибудь из командующих резервными армиями?
— Нет! — твердо возразил Сталин. — Над этим пусть думает Тимошенко! Надо приводить в порядок войска, выходящие из окружения… Группировать их надо! И изъять часть сил у девятнадцатой армии… Она ведь распадается!
— Возражений нет, — коротко ответил Жуков как о решенном вопросе.
— Нет возражений? — Сталин посмотрел на Молотова и Кузнецова. — А вопросы?
— Есть вопрос, товарищ Сталин, — с улыбкой вдруг сказал Молотов. — Давно собираюсь спросить у тебя: зачем ты потрошишь папиросы? Почему не распорядишься, чтоб этот табак доставляли тебе в натуральном виде?..
— Можно, конечно… Можно распорядиться, чтоб и трубку набивали и раскуривали ее. Но зачем? Набить трубку табаком — это приятный, так сказать, ритуал… Не работа для пальцев, а активизация работы мысли.
— Ясно. — Молотов тихо засмеялся. — Ты из трубки мысли высасываешь.
— А ты полагал, что из пальцев? — Глаза Сталина при зажженной спичке вспыхнули молодым лукавством. — Вот сейчас, напри-мер, у меня родился вопрос о наших проблемах международного порядка, которыми заправляет товарищ Молотов… Как там они у нас?
— На должном уровне, — в тон Сталину ответил Молотов. — Особенно после того, как Председатель Совнаркома СССР товарищ Сталин дважды — 8 и 10 июля — принял английского посла в Советском Союзе Стаффорда Криппса и вместе с наркомом иностранных дел товарищем Молотовым вел с послом переговоры. В последние дни наркомат иностранных дел готовил и предварительно согласовывал с английским посольством проект соглашения между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против фашистской Германии… Как условились, сегодня будем подписывать. — И Молотов, раскрыв оклеенную красным шелком папку, придвинул ее к краю стола, поближе к Сталину.
— Мне разрешите отбыть? — спросил Жуков, приняв стойку «смирно».
— И мне? — из-за стола поднялся Кузнецов.
Сталин, вынув изо рта трубку, в знак согласия кивнул им.
28