Читаем Москва-41 полностью

Были и другие аргументы. О некоторых из них рассказано в этой книге.

Когда, по прошествии лет и десятилетий, историки и публицисты, отечественные и западные, начали размышлять о том, почему же всё-таки германская армия не смогла захватить ни Москвы, ни Ленинграда, ни третьего ключевого города — Сталинграда, — и успешно завершить первый этап военных действий на Восточном фронте где-нибудь на линии Вологда — Астрахань, — когда возникает вопрос, так что же случилось с германской военной машиной, возникают заготовки, которые теперь, в эпоху обилия информации, никуда не годятся. Морозы, дожди и прочее — это ведь ничуть не фантастичней, если бы в какой-то момент схватки вермахта и Красной армии на стороне второй выступили бы полчища инопланетян.

Сейчас всё больше распространяется среди знатоков и толкователей истории Великой Отечественной и Второй мировой войн идея о том, что разгрома 41-го года не было, что Красная армия жертвенно дралась с первых часов нашествия, отступала, теряя сотни тысяч убитыми, ранеными и пленными. Но, несмотря на колоссальные потери, значительную часть своей задачи она всё же выполнила. Эта идея окрыляет одних и удручает других. Не разделяя энтузиазма первых и пораженчества вторых, предполагаю, что истина где-то посередине. Но всё же ближе к аргументам первых.

Командующий наступавшей под Москвой 2-й немецкой танковой группой генерал Гейнц Гудериан в своих мемуарах писал, что к концу первого лета войны, когда его дивизии остановились на Десне, танковые моторы были уже изношены, техника требовала капитального ремонта. Одним словом, те боевые единицы, которые не сгорели в предыдущих боях, в бой идти не могли. Изношенными на подступах к Москве оказались не только танковые моторы и ходовая часть, износилась армия, неосмотрительно бросившаяся в блицкриг на Советский Союз. Износилась уверенность немцев в своей непобедимости.

Фронт двинулся вспять именно под Москвой. Москва подала пример, укрепила силу духа солдат, защищавших Ленинград, Таганрог, Ростов-на-Дону, Тулу и другие твердыни и укрепрайоны нашего фронта от Балтийского до Чёрного морей.

Однако летом и в начале осени 41-го всё выглядело не столь оптимистично.

К концу сентября после вынужденной летней остановки 1941 года немцы создали на Центральном направлении огромную группировку. Советские войска, противостоявшие группе армий «Центр», по многим позициям, в том числе по количеству боевой техники, уступала противнику кратно.

Тридцатого сентября фон Бок двинул свои армии и танковые группы вперёд: вермахт начал операцию «Тайфун». Наступление должно было решить судьбу Москвы и таким же решающим образом повлиять на итог восточного похода.

Командующий войсками Западного фронта генерал-полковник И. С. Конев, видя перед собой силу, остановить которую на Вяземском рубеже он явно не сможет, предложил отвести часть войск на Можайскую линию обороны. Ставка не разрешила ему это сделать.

Начало «Тайфуна» действительно напоминало смерч. Танковые и моторизованные лавины прорвали оборону Западного и Резервного фронтов, перехватили важнейшие коммуникации, овладели крупными городами, формируя «котлы» — под Вязьмой, Рославлем и Брянском. Только в районе Вязьмы в окружении оказалось пять армий, некоторые вместе с полевыми управлениями — 19, 20, 24, 32, 16-я. До сих пор нет точных данных о потерях Красной армии, понесённых в первом Вяземском окружении. Исследователи называют разные цифры: от 663 до 883 тысяч бойцов и командиров. Из окружения вышел лишь каждый десятый…

Удар «Тайфуна» открыл немецким войскам основные дороги на Москву. Но противник не смог в полной мере воспользоваться успехом. А, как говорил Александр Суворов, недорубленный лес, как известно, скоро вырастает.

Верховный вызывает из Ленинграда генерала армии Г. К. Жукова, назначает его на Западный фронт. Можайскую линию по приказу нового комфронта быстро занимают уцелевшие дивизии, отдельные полки, батальоны и артиллерийские дивизионы. Поднятые по тревоге к Можайску, Малоярославцу и Туле подтягивались курсанты военных училищ и части НКВД. Железной рукой Жуков гасит панику и останавливает немецкие танки. Начинается противостояние на последнем рубеже. Зачастую оно переходило в бойню, верх в которой брала то одна, то другая сторона.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное