В XII–XIV вв. на ее месте проходила дорога на Великий Новгород. А в период XVI–XVII вв. вдоль дороги протянулась слобода, в которой жили придворные повара. О тех далеких временах напоминает знаменитая церковь Симеона Столпника, превращенная при советской власти в выставочный зал. Ее небольшое, удивительно соразмерное здание стоит в самом начале Поварской (д. № 5).
При Петре I слободу поваров упразднили, и на ее месте стала селиться знать. С тех пор и до самой Октябрьской революции Поварская была самой аристократической улицей Первопрестольной. «Дома с подъездами, громкие фамилии… львы на воротах. Сеньки, Ваньки, Федьки в ливреях и без ливрей…» — описывал облик тогдашней Поварской современник Н. Скавронский. К концу XIX в. на Поварской было выстроено несколько дорогих доходных домов, в комфортных квартирах которых селились преуспевающие адвокаты, инженеры и врачи.
В романе «Статский советник» здесь обитает провокатор Ларионов. Один из персонажей романа, жандарм Бурляев, «снисходительно» поясняет Фандорину: «Ларионов — наш агент. Квартира устроена нами, специально. Чтобы недовольные и сомнительные личности были под нашим присмотром. Зубцов, умница, придумал. У Ларионова всякая околореволюционная дрянь собирается. Поругать власти, попеть недозволенные песни и, конечно, выпить-закусить. Стол у Ларионова хорош, наш секретный фонд оплачивает. Берем болтунов на заметочку, заводим на каждого папочку. Как попадется на чем серьезном — у нас уж на голубчика полная бухгалтерия.
— Но ведь это провокация! — поморщился Эраст Петрович. — Вы сами плодите нигилистов, а потом сами же их арестовываете».
Узнав, что «шесть лиц мужского пола, два женского» в очередной раз устроили у Ларионова «революционную масленицу», жандармы приступают к облаве. «Сани свернули в Скарятинский, немного отъехали и встали.
— Сколько их там, голубчиков? — спросил Бурляев.
— Всего, не считая Ларионова и его кухарки, восемь субъектов, — уютно окая, принялся объяснять Мыльников, пухлый господин на вид лет сорока пяти в русой бородке, с длинными волосами в кружок. — В шесть, как приступили к оцеплению, я, Петр Иванович, изволите ли видеть, своего человечка заслал, как бы с заказным письмом. Кухарка ему шепнула, что чужих трое. А после еще пятеро припожаловали».
Акунин поселил Ларионова в доме № 28 по Поварской, а крохотный Скарятинский переулок находится чуть дальше, по той же четной стороне — поворот в него между № 44 и 46.
Еще один переулок на Поварской, «принимающий участие» в интриге «Статского советника», — Борисоглебский — находится практически напротив жилья Ларионова, возле дома № 21. Предатель Рахмет, за которым так безуспешно гонится Эраст Петрович, едва избежавший пули «революционера» («на углу Борисоглебского убийца оглянулся и кинул в преследователя трескучий язык пламени — Фандорину обдуло щеку горячим ветром»), по-свойски «вознаграждает» запутавшегося интеллигента-либерала: «В общем, вляпался на Поварской в засаду. Ларионова, однако, порешить успел. Всадил гаду свинцовую маслину в мочевой пузырь. Чтоб не сразу сдох, успел о своем паскудстве подумать. А в соседней комнате у него, сукина сына, жандармы сидели. Сам господин Фандорин… Тут, Грин, должен повиниться, дал я маху. Когда в Ларионова стрелял, сказал ему — вот тебе, предатель, от Боевой Группы. Я ж не знал, что Фандорин за дверью подслушивает…»
Недалеко от места, где едва не погибает Фандорин, на углу Борисоглебского, жила и Лорелея Рубинштейн, чью смерть Просперо по своему обыкновению обставил как самоубийство: «У входа во флигель на Поварской, где еще три дня назад проживала Лорелея Рубинштейн, лежали целые груды цветов — прямо на тротуаре. Преобладали черные розы, воспетые поэтессой в одном из предсмертных стихотворений — том самом, которое она впервые прочитала на вечере у Просперо, а вскоре вслед за тем напечатала в «Приюте муз». Среди букетов белели записочки» («Любовница смерти»).
Ближе к 1-й Тверской-Ямской от пересекающей Поварскую улице Спиридоновке отходит Гранатный переулок, в котором стараниями Фандорина получил квартиру «облагодетельствованный шефом со всех сторон» Анисий Тюльпанов. Это туда в пасхальную ночь является Декоратор, чтобы на свой манер «обрадовать» «милого юношу» Анисия, зверски убив «добрую, привязчивую Палашу и… безответную Соню Тюльпанову, принявшую страшную, ни божескими, ни человеческими понятиями не оправдываемую смерть».
Арбат