Москва акунинская

Для Сеньки Скорикова («Любовник Смерти») Москва, наоборот, — родные края. Несмотря на столичное происхождение этого персонажа, в нем есть что-то от трогательного чеховского Ванюшки, посылавшего просьбу о помощи «на деревню дедушке», — так старательно пытался искалечить мальчику жизнь «дядька, гад брюхатый», «державший впроголодь» и нещадно эксплуатировавший будущего беглеца с Сухаревки на Хитровку: «Папаша приказчиком служил при большом табачном магазине. Жалованье имел хорошее, табак бесплатно. В малолетстве Сенька всегда одет-обут был. Как говорится, брюхо сыто и рожа мыта…

…Брату Ваньке повезло, его взял к себе мировой судья Кувшинников, что у папаши всегда английский табак покупал. У судьи жена была, а детей не было, вот он Ванятку и забрал, потому что маленький и пухленький. А Сенька-то уже большой был, мосластый, судье такой без интересу. И забрал к себе Сеньку двоюродный дядька Зот Ларионыч на Сухаревку».

Автор намеренно не расставляет акценты, но сразу становится ясно: не встреться на пути Сеньки, заблудившегося в «джунглях» большого города, Эраст Фандорин и его верный камердинер Масахиро (Маса), этот чистый, наивный, несмотря на профессию воришки, симпатичный паренек наверняка превратился бы в жестокого отморозка, словно сошедшего со страниц Гиляровского, — роман «Любовник Смерти» едва ли не больше остальных насыщен описаниями «бандитских рож, кошмарных оборванцев, напомаженных щеголей с убегающим взглядом».

Активную симпатию вызывает и жизненная история другого акунинского персонажа — Анисия Тюльпанова («Пиковый валет», «Декоратор»).

Карьера Тюльпанова, упустившего во время облавы революционерку, необходимость нянчить душевнобольную сестру Соню не позволяет надеяться, что бедолага станет героем романтической истории. Подробности нищенского жития Анисия достаточно неэстетичны: «Домик, доставшийся от тятеньки-дьякона, располагался на огородах Покровского монастыря, у самой Спасской заставы.

По Пустой улице, через Таганку, мимо недоброй Хитровки, на службу в Жандармское управление было Анисию целый час ходу. А если, как нынче, приморозит, да дорогу гололедом прихватит, то совсем беда — в драных штиблетах и худой шинелишке не больно авантажно выходило» («Пиковый валет»). Маленький господин Тюльпанов в буквальном смысле «вышел из гоголевской «Шинели», и даже в забавной истории о том, как его предок получил претенциозную фамилию, есть что-то от крестин Башмачкина: «Досталось злосчастное семейное прозвание от прадеда, деревенского дьячка. Когда анисиев родоначальник обучался в семинарии, отец благочинный задумал менять неблагозвучные фамилии будущих церковных служителей на богоугодные. Для простоты и удобства один год именовал бурсаков сплошь по церковным праздникам, другой год по фруктам, а на прадеда цветочный год пришелся: кто стал Гиацинтов, кто Бальзаминов, кто Лютиков. Семинарию пращур не закончил, а фамилию дурацкую потомкам передал.

Хорошо еще, что Тюльпановым нарекли, а не каким-нибудь Одуванчиковым».