Москва-bad. Записки столичного дауншифтера

– А вы знаете, что такое алхимия?!. Как любой металл с помощью магических операций в золото превращают? И не только это. Менос знаете кто такой? Который до чего не докоснётся, всё в золото превращал? А Прометей? А Прометей, он же Гефест? А лукавый рыжий Локки, с аптечной змееобвитой чашей и молотом Тора в руках?! Что такое работа в чёрном, нигредо, слышали? Что такое Чёрная звезда, звезда Гниения, вращающаяся в противоположном направлении? Звезда Полынь древних инфернальных культов? Цубенешамали, Цубинельгенуби?!! Двойная звезда Алголь – мигающий глаз отрубленной головы Медузы-горгоны, чей взгляд превращает в камень? Как вам? Это покруче вашей луны!

И я, да простит меня блаженный Василий, а также и А. Г. Дугин и А. С. Грин (я думаю, простят!), угостил его своими полутора страницами совершенно незнакомого ему дискурса, от которого он завис как компьютер и тут же смылся.

Я всё же решился поведать о происшедшем в «комнатке отдыха», на что без особого смеха и внимания отмахнулись: «Послал бы на фиг да и всё».

Глава 4. Уровнем выше (при температуре -30)

Не помню, в первый ли день после отдыха в подклете (оказалось, этот пост считается курортом) или на следующий, довелось мне дежурить на так называемом втором этаже.

И вновь вызвалась проводить меня Наташа. Тут я, наверное, в первый и последний раз услышал нечто умное из уст смотрителей. Кто-то из посетителей спросил про центральную икону огромного иконостаса. Причём вопрос был какой-то дурацкий: типа, почему Спаситель сидит на троне и вообще так грозен? Она с готовностью пояснила: «Вседержитель» (я было хотел добавить: «Пантократор», а для неё, чтобы установить какую-то «научную» коммуникацию, «Адонай», но то ли сдержался, то ли не поспел: тут и с Вседержителем трудно было разобраться, да она уже, выйдя налегке, замёрзла).

В правом углу иконостаса, почти в центре большого, уходящего шатром ввысь, помещения центральной церкви (главной, в честь Покрова Пресвятой Богородицы) скромно красовался такой же стул, здесь старый и перекошенный, небрежно покрытый каким-то видавшим виды байковым одеялом, рядом на полу та же деревянная решётка, а по обеим сторонам от стула – два раздолбанных масляных радиатора.

– Значит, смотри, – обратилась она уже ко мне, – садишься вот так (подняла одеяло, и, сев на стул, накрыла им ноги, растянув концы на оба радиатора), не стесняешься: по крайней мере, ноги у тебя всегда в тепле. Смотришь вон туда, где лестница. Если люди выходят, это нормально, так и задумано. А вот обратно по этой узкой лесенке спуститься нельзя – полезешь прямо на встречных, тех, кто поднимается – техникой безопасности строжайше запрещено. Бывали случаи, тут и ноги ломали. А отвечать нам. Так что это очень строго – чтобы не единого человечка (особенно ребёнка) туда не загремело. Как только кто-то туда сунется, ты должен это предотвратить, понятно?

– А в каких именно выражениях, нет ли установленной формы? – поинтересовался, предчувствуя, чем пахнет, я.

– Ну, это уж кто на что горазд, – заулыбалась она, – методы у каждого свои. Иногда, когда много посетителей, приходится просто грудью на амбразуру бросаться – туда так и лезут, на просьбы и угрозы не реагируют. Короче, не соскучишься.

Я сложил одеяло и устроил его сверху на стуле, уже накрытом каким-то тряпьём.

– В общем, можешь разминаться, но лучше сидеть. Если кто-то будет рваться по лестнице вниз, его надо оттуда вернуть. Если такой упущенный казачок попадётся на глаза начальству или экскурсоводам, будут проблемы: это основное… Вот градусник… Минус… тридцать… Б-р-р!.. Это тебе ещё повезло: ты не застал недавние морозы… Стены в подклете толщиной три метра, поэтому тут как в термосе: температура в среднем на десять градусов ниже, чем на улице.

Я спросил, а почему ж не топят.

– Говорят, что фрески, – на бегу бросила она. – Удачи! А, надо ещё всем показывать, что выход вон туда, прямо и налево, где окна. Быстренько всё обежав (тут из-за температуры долго не задерживаются!), начинают лезть обратно, а ты не пускай: мол, выход вон где.

Не успел я сказать «спасибо», как Наташа исчезла на лестнице. Я заглянул туда как в шахту. «Да, – крикнула она снизу, как из узкого лаза деревенского погреба, – нам-то, в принципе, можно – когда никого ещё нет или без групп одиночки бродят. Но помни: дурной пример заразителен!».

Не успел я дойти до своего коронного места – будто трон какой под сенью, прости Господи, трона Пантократора! – как кто-то, деловито промаячив туда-сюда, быстро-незаметно шмыгнул в колодец с лестницей. Хотелось с места крикнуть «Куда?! Ста-ять!» (примерно так, узнал я позже, здесь обычно и делалось), но вместо этого резво подбежал и негромко закричал вниз: «Excuse me! There is no exit – it is only enter!»