Читаем Москва бандитская полностью

Невзирая на ранение, Кощей успел скрыться в подъезде, ворвался в одну из квартир и затаился. Помогла служебная собака. Она взяла след по шарфу, в спешке оброненному Ломиташвили, и вывела сыщиков точно к убежищу. Сопротивление он оказывать не стал, ковыляя вышел из квартиры с поднятыми руками. По дороге на Петровку, 38 Кощеи признался: милицию он принял за бандитов, думал, приехали по его душу из Жуковского разбираться за убийство Луки. Кстати, с Трубниковым друзья Лукьянова частично рассчитались. Когда он парился в сауне на даче под Раменским, неизвестные швырнули в окно боевую гранату. Больше других пострадал Труба - ему по колено оторвало правую ногу.

Арест банды Ломиташвили потребовал от московской милиции беспрецедентных мер. В операции участвовало более сотни сыщиков МУРа на 31 автомобиле. Одновременно было блокировано 17 адресов, произведены обыски, оставлены засады. Даже сообщения в суточной городской сводке занимали два листа - сам по себе факт необычный. Что касается изъятых ценностей - для них пришлось выделить на Петровке три вместительных кабинета.

Огласка, которую придали разгрому банды, была сделана не случайно. Группировки откровенно бандитской направленности, вооруженные, дерзкие, действовали практически в каждом районе столицы. Милиция не успевала справляться с растущими нагрузками. Комитет госбезопасности был озабочен сохранением своих позиций в изменившихся политических условиях и фактически отстранился от конкретной работы. Прокуратура и суды действовали по инерции, как в добрые старые времена, когда возбуждение уголовного дела по статье 77 УК РСФСР (бандитизм) было явлением исключительным и позорным. В стране победившего социализма, где ставилось под сомнение само существование преступности, о бандитизме речь идти не могла...

На календаре между тем был конец 1991 года. Но практика правовой оценки действий преступных группировок оставалась прежней. Вероятно поэтому, а не только из-за вполне объяснимого тщеславия генералов, о банде Ломиташвили - Крючкова заговорили еще до вынесения приговора. Правоохранительные структуры нуждались не только в материальной помощи, о которой вел столько разговоров тогдашний мэр Москвы Г. Попов, но и в законодательной поддержке, усилении правовых рычагов в борьбе с преступностью. Характерно, что даже бандой Кощея первое время занимался не следователь прокуратуры, хотя бандитизм находится в ее ведении, а работник следственного управления Петровки, 38.

Дело группы Ломиташвили тем не менее ни у кого разночтений не вызывало. Однако до официального признания разгула бандитизма было еще далеко. Лишь через два года правоприменительные механизмы пришли в движение и в конце декабря 1993 года вышло постановление пленума Верховного Суда Российской Федерации "О судебной практике по делам о бандитизме". А еще через два года и милиции было дозволено портить государственную статистику - в суточных оперативных сводках на титульном листе, рядом со строчками, где отмечалось число убийств, разбоев, тяжких телесных повреждений и прочих уголовных происшествий, появилась графа "бандитизм".

После задержания каждый из членов банды выбрал свою линию поведения. Мне довелось видеть Крючкова, когда его привозили в Жуковский для дачи показаний по зверскому убийству Лукьянова. Худой, с серым лицом, в дешевом тренировочном костюме, он сидел на казенной табуретке камеры СИЗО и односложно отвечал на вопросы. В детали не вдавался. "Не помню, забыл". Иногда просил сигарету и курил ее, зажав в кулак. Он показался мне если и не сломленным, то уже вынесшим себе приговор. И действительно, незадолго до окончания предварительного следствия Крючков покончил счеты с жизнью, вскрыв себе вены в камере следственного изолятора "Матросская Тишина".

Что касается подельников Крючка - лишь один из них признал свою вину полностью. Остальные старались хоть как-то уйти от наказания - отрицали очевидные вещи, валили вину на других, жаловались на провалы в памяти. Самую оригинальную тактику выбрал Кощей, решивший симулировать сумасшествие. Чтобы его душевный недуг был особенно заметен, он перестал пользоваться туалетом, справляя и большую и малую нужду в собственные штаны. На Кощея посыпались жалобы сокамерников - каково сидеть с таким "ароматным" соседом? С трудом проводились и допросы "тяжелобольного", пока в институте судебной психиатрии не вывели Важу на чистую воду. Врачи заявили, "что он практически здоров и абсолютно нормален.

. Интересно складывалось камерное бытие Трубникова. Он заматерел настолько, что начал пользоваться авторитетом и, по оперативным данным, даже "примерялся" на вора в законе. "Короновать" Трубу все же не стали. Узнав о намерениях соискателя, известный московский вор в законе Расписной переслал с воли в следственный изолятор маляву. В ней Расписной поправил товарищей и разъяснил, что Труба, при всем уважении к его заслугам перед братвой, на "корону" претендовать пока не может.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Музыкальный приворот
Музыкальный приворот

Можно ли приворожить молодого человека? Можно ли сделать так, чтобы он полюбил тебя, выпив любовного зелья? А можно ли это вообще делать, и будет ли такая любовь настоящей? И что если этот парень — рок-звезда и кумир миллионов?Именно такими вопросами задавалась Катрина — девушка из творческой семьи, живущая в своем собственном спокойном мире. Ведь ее сумасшедшая подруга решила приворожить солиста известной рок-группы и даже провела специальный ритуал! Музыкант-то к ней приворожился — да только, к несчастью, не тот. Да и вообще все пошло как-то не так, и теперь этот самый солист не дает прохода Кате. А еще в жизни Катрины появился странный однокурсник непрезентабельной внешности, которого она раньше совершенно не замечала.Кажется, теперь девушка стоит перед выбором между двумя абсолютно разными молодыми людьми. Популярный рок-музыкант с отвратительным характером или загадочный студент — немногословный, но добрый и заботливый? Красота и успех или забота и нежность? Кого выбрать Катрине и не ошибиться? Ведь по-настоящему ее любит только один…

Анна Джейн

Любовные романы / Проза / Современная проза / Романы / Современные любовные романы
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее