Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья

Графическое наследие Григорьева говорит о его незаурядной эрудиции, о внимательном изучении мастеров предшествующих поколений и школ, о знании различных национальных стилей. Свежесть и непринужденность орнаментов с растительными мотивами отражают живые наблюдения природы. Стенды григорьевской выставки в нарядных залах бывшего Талызинского особняка наглядно убеждают в значительности его работ и вызывают мысль о желательности и полезности издания альбома произведений этого мастера.

Григорьев оставил после себя много чертежей неосуществленных проектов. По ним можно заключить, что, строя небольшие дома и особняки, архитектор мечтал и о создании крупных, монументальных зданий. Его занимало – какими им следует быть? В его бумагах встречаются соответствующие записи. «…Дворец, – писал Григорьев, – должен быть великолепным для зрения. Сие получается при умеренной высоте здания – не более двух этажей – и совершенстве пропорций…» Или: «…тем, что архитектор положит верное отношение между вышины и длины, он обойдет большую обыкновенность и сделает разные со вкусом украшения, и даст этим ход своей композиции…»

Пока трудно ответить на вопрос – удалось ли когда Григорьеву построить что-либо монументальное, кроме дворца на Остоженке? В последнее время некоторые историки архитектуры высказывают предположение, что им создан проект церкви Большого Вознесения у Никитских ворот, на авторство которого в разное время существовали различные взгляды: церковь приписывали и Баженову, и Казакову. Но, кем бы она ни была выстроена, она по праву считается прекрасным образцом классического стиля, и силуэт ее – стройный и пропорциональный – служит украшением этого уголка Москвы.

Дальнейшие исследования помогут окончательно установить автора этого прекрасного храма, и, если подтвердится версия его принадлежности Григорьеву, мы порадуемся тому, что этот талантливый и трудолюбивый, скромный русский мастер увидел при жизни осуществление своей мечты – создание по его проекту монументального здания в любимой Москве, которой он отдал без остатка все свое творчество.

Оно еще далеко не открыто во всей полноте. Известно, что Григорьевым в 1828 году построена церковь в селе Ершове, под Звенигородом, принадлежавшем Олсуфьевым, и еще несколько усадебных домов в Подмосковье; что им после 1812 года возобновлено здание бывшего Екатерининского института (Центральный Дом Советской Армии), причем большой зал и домовая церковь с интересным иконостасом сделаны им заново; что Григорьеву принадлежат проекты пристроек и лабазов Воспитательного дома; часть корпусов Павловской больницы; что он участвовал в проектировании и постройке ряда общественных зданий Москвы. Однако многое из того, что за свою долгую жизнь создал этот неутомимый труженик, пока приписывается другим зодчим или остается безымянным.

Но и того, что о Григорьеве известно и что коротко изложено в этих заметках, достаточно, чтобы имя этого выдающегося архитектора и человека примечательной судьбы навсегда сохранилось в благодарной памяти москвичей. Своим не исчезнувшим за полтора века обаянием и прелестью, своим уютом и поэзией некоторые старые московские улицы обязаны, в числе других, и Афанасию Григорьевичу Григорьеву.

Басманные улицы

В старых московских справочниках говорится, что названия этих двух улиц – Старой Басманной, переименованной в 1922 году в улицу Карла Маркса, и Новой Басманной, сохранившей свое название, – восходят к профессии живших здесь когда-то мастеров «басманного шитья» и тиснения по металлу – меди, серебру и золоту, которыми славилась средневековая Москва. Современные исследования опровергают это объяснение, и теперь считается установленным, что в этих названиях отражено пекарское ремесло: район этих улиц занимала слобода хлебников, выпекавших «басманы» – караваи казенного хлеба для войска и царского двора, на которых ставилось клеймо дворцовых пекарей.

Изначальные названия улиц ли, урочищ или районов – неоценимое подспорье, когда за давностью утрачены сведения о прошлом. Они способны иной раз дать в руки потомков ключ к разгадке всяких неясностей и спорных заключений. Приведу запомнившийся случай.

Однажды в Калининской области мне встретился незначительный хуторок со странным названием Шелдомежский. Ломать бы мне долго над ним голову, не узнай я от местного краеведа, что некогда стоял здесь древний монастырь, основанный на том месте, на той черте или меже, до которой дошли полчища Батыя. «Дошли до межи», очевидно, не пущенные дальше русскими… Славное название, рассказывающее о знаменательном для наших предков счастливом повороте в тягостном ходе событий и удержавшееся на русской земле более семисот лет! Вот почему так не лежит подчас сердце к переименованиям, как бы отсекающим кровные наши связи с минувшим, с давними делами Родины…