Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья

Рядом с этим домом совсем врос в асфальт тротуара, обреченно выступив средним ризалитом, с тройкой полуциркульных окон, за красную линию, вовсе ветхий скромный особнячок, некогда принадлежавший сестре Суворова. Под ним – довольно просторные сводчатые помещения из тесаного белого камня старинной кладки. Теперь это – подвалы, но в пятидесятых годах XVIII века, когда строили дошедший до нас особняк, они составляли, очевидно, его нижний этаж.

Дом Лобановых-Ростовских, построен Ф.И. Кампорези, последняя четверть ХVIII века

На другой стороне улицы, напротив этого особнячка, стоит обширный дом, построенный в начале девяностых годов XVIII века для графа Панина, впоследствии перешедший к князьям Лобановым-Ростовским. Эту постройку приписывают – очевидно, вполне основательно – архитектору Францу Ивановичу Кампорези, много строившему в те годы, преимущественно в Подмосковье. Дом Лобановых несколько своеобразной архитектуры: средняя, выступающая арка опирается на тесно составленные коринфские колонны с крупными пышными капителями. В классической Москве было принято ставить колонны на высокий цоколь, у Кампорези они поднимаются от самой земли – в этом видят влияние деревенских усадебных традиций. Однако следует помнить, когда смотришь ныне на здание, что перед тобой «поколенный портрет», ибо основание его похоронено под землей культурным слоем.

К особняку Барышниковых примыкает вплотную старинный дом довольно мрачного вида: это палаты князя Куракина. Массивный двухэтажный дом XVIII века не сохранил и признаков декора: глухая гладкая стена с редкими проемами больших окон, позволяющими угадать непомерную толщину кладки, тяжелую вековую прочность здания. И в самом деле: во дворе его сохранились остатки построек более раннего времени.

Улица привела нас к Кировским (Мясницким) воротам. Как не вспомнить о легендарных временах, когда на месте павильона метро тут, по описи 1777 года, числились «постоялый двор и дом» купца с нелестной для его предков фамилией Гнусин! Были тут огороженный двор с воротами, коновязи, распряженные подводы мужиков, привозивших обозом оброк своему владельцу… Именно на месте, где сплошной асфальт и ларьки у ступеней под крупной литерой «М». Поистине легенда!

А вот о соседнем владении, где ныне Московский почтамт, мы знаем много больше, начиная с допетровских времен. Тут в исходе XVII века выкроил себе изрядную усадьбу «счастья баловень безродный» – удивительный Меншиков. Садами и оранжереями усадьба выходила на Мясницкую улицу. От всего великолепия роскошного владения сохранилась церковь – знаменитая Меншикова башня. Остальные строения еще до революции снесены либо встроены в возведенные впоследствии здания.

После опалы Меншикова его усадьба на Мясницкой досталась князю Куракину, потом перешла в другие руки. Наконец в 1783 году ее арендовал Московский почтамт у тогдашнего владельца, богача Ивана Лазарева, а спустя девять лет приобрел у него все, что оставалось от раздробленной усадьбы светлейшего. К его хоромам были пристроены новые корпуса, сад обнесен каменной оградой с воротами и превращен в передний двор, откуда во все концы России разъезжались почтовые кареты. В таком виде Почтамт просуществовал более ста лет, пока в 1912 году не было построено новое здание архитектором О. Р. Мунцем и инженером Д. И. Новиковым, братьями Весниными, и он не приобрел свой современный вид.

Пожар 1812 года не пощадил ни одного дома на Мясницкой, но Почтамт уцелел благодаря мужеству своих чиновников. Они припасли вина для факельщиков, сновавших по городу при отступлении французов и поджигавших дома по приказу Наполеона, как следует угостили их, а потом связали.

Именно во дворе Почтамта произошел трагический эпизод, описанный в «Войне и мире», – самосуд над купеческим сыном Верещагиным. Быть может, московский генерал-губернатор Ростопчин и не столь виновен в его гибели, как это представлялось Толстому, но сила гениального художественного воздействия такова, что доброе имя Ростопчина не восстановить никакими архивными документами, хотя бы они доказывали его непричастность к расправе. А о Верещагине теперь известно, что он вовсе не был французским лазутчиком и вражеских воззваний не распространял, а попросту неосторожно выболтал рассказанные ему приятелем – почтовым чиновником – новости депеш, которые военная цензура запрещала обнародовать.

Старый Московский почтамт. Слева – церковь Архангела Гавриила, так называемая Меншикова башня