Москва и Московия

Ещё и проблема торговли возникла на ровном месте. Себя и людей своих Софья однозначно позиционирует как перевозчиков, а не как спекулянтов. Были бы здесь в достаточном количестве местные купцы, на них бы перевалила хлопоты с товарами и барышами, а сама брала бы налоги, именуемые нынче податями. Она ведь здесь власть, вот и назначила бы сборщика и приписала бы его к Счётному приказу. Ей же сейчас тут и за Ямской приказ отдуваться, и за Пушкарский, и за все остальные: мало-мальски структурированной власти в здешних местах не наблюдается, кроме казаков, которые держатся ватагами и местное население обижают. Служилые же люди, которых мы для простоты причисляем к стрельцам, помаленьку сходятся отовсюду, встают на довольствие и принимаются за порученную работу.

Хвала Мокше, хлебное жалованье выдали без проблем, а также пороховое и прочие, что на пули и одежду положены. Да и собрали команду, которой поручили основать торговую факторию у впадения в Амур реки Уссури. Назвать её велели Хабаровском. Их уже по льду забросили санями на точку вместе с артелью плотников и запасом провизии.

В этих краях нашлось и сколько-то русского населения из беглых каторжан и по своей воле приехавших староверов. Сразу их и не приметили, но они сами повылезали и сошлись к Сомольску: видимо, слухи о победе русского войска над маньчжурами расползлись и побудили тех, кто не ушёл после заключения Нерчинского договора, подтянуться к средоточию власти.

Казаки тоже потянулись за довольствием, но с ними разговор получился особый. Я этого воинского сословия опасаюсь, как и замашек его вольных. Особенно напрягает принцип «Что с бою взято, то свято». Люди, чьи традиции предполагают жизнь с добычи, не слишком вписываются в организационные структуры. На Руси они прижились только в качестве порубежных жителей, да и то, когда стали сидеть на земле и сеять хлеб. И как этих обладающих официальным статусом профессиональных бойцов расказачишь? Они же особое привилегированное сословие, с малых лет на воинов учившееся. Так-то по моим воспоминаниям из оседлых казаков-земледельцев кроме Кубанских и Донских были ещё и Сибирские, но где и когда – ума не приложу. Да и не захотят они на землю садиться и за соху браться. Головная боль, в общем.

Но люди, как ни крути, свои. Пришлось с ними предметно разговаривать в том ключе, что власть нужно слушаться, за что эта власть будет кормить. Не всех убедили, нашлись и здесь люди принципиальные. Ушли они от нас. Наделили мы их тёплой одеждой, снаряжением, порохом и свинцом, да и проводили по-христиански, благословив на длинную дорогу. Всяко лучше, чем здесь отираться будут: как-то они нарушают гармонию, что складывается в нашей с Софочкой черепушке.

Места тут просторные, людьми не переполненные, однако примечали здесь и китайцев, и корейцев, и тех же маньчжур. Ходют тут всякие и меха у местного населения выменивают. Есть и такие, что женьшень ищут или золотишко моют потихоньку в недалёких отрогах Яблонового хребта. Или Станового – географы пока в точности не разобрали, что к чему полагается относить. Словом, Софи взялась за организационную деятельность, а я призадумался о техническом обеспечении.

Сюда мы доставили морем немало инструмента и иного немудрёного оборудования, позволяющего решить множество бытовых проблем. Но для организации местной индустрии оснащены недостаточно. Люди максимум по четыре класса закончили, что, конечно, немало, но на уровень мастеров тянут только отдельные поморы из судовых экипажей. Зато все люди разумеют и счёт, и письмо, и дело чертёжное, да и в природоведении, именуемом нынче натуральной философией, разбираются в общих чертах.

Естественно, зуд к техническому творчеству отдельные товарищи проявляют. Затеяли баржу колёсную на полозья поставить и пришли вроде как разрешения испрашивать, но на самом деле советоваться. Официально требовалось решение сверху на использование мотора.

Про двигатели вообще отдельный разговор. Мы на морских судах перешли на компаунды системы Уатта, но приводимые в действие не паром, а сжатым воздухом. Баллоны изрядного объёма, рассчитанные на давление в двадцать атмосфер, лежат у самого дна на уровне балласта. Пополняет их компрессор, приводимый в действие калильным мотором с поршнем 244-миллиметрового диаметра. Десяти с лишком литровый то есть. Он «одногоршковый» – лишён цилиндра-ресивера и парового цилиндра тоже. Выхлоп из него уходит прямиком за корму через какой-то хитрый раструб. Уж не знаю, инжектором это называется или эжектором. Вода здесь подгоняется струёй газа, отчего создаётся вполне заметная тяга. Но это не основной движитель, а дополнительный бонус.

Такая система позволяет незамедлительно дать ход за счёт воздуха из баллонов, а шарманку раскочегаривать уже в движении. Второй плюс в том, что нагрузка на двигатель внутреннего сгорания меняется плавно по мере роста или падения давления в ресивере, что облегчает регулировку подачи топлива и воды. Ну и шестерёнчатая трансмиссия не нужна: уаттовский мотор легко меняет обороты в достаточно широких пределах.