Москва и москвичи

Граф. Честь имею поздравить!

Ползков. Пользуясь всегда благорасположением и облагодетельствованный ласками вашего сиятельства, я осмелился просить дозволения назвать моего сына Андреем, в честь вашего сиятельства.

Граф. Спасибо, Алексей Алексеевич, спасибо!

Ползков. Это имя будет беспрестанно напоминать сыну моему о высоком покровителе и благодетеле нашего семейства. О, я уверен, если когда-нибудь сын мой, — от чего да сохранит его боже, — поколеблется на пути чести и добродетели, мне только нужно будет сказать ему: «Андрюша, вспомни, чье ты носишь имя!»

Граф. И, полно, Алексей Алексеевич! Ты уж слишком меня хвалишь.

Ползков. Я, ваше сиятельство?… Да я только что отголосок общего мнения — и почел бы себя совершенно счастливым, если бы мой сын походил хотя несколько на вас…

Граф (с громким смехом). На меня?… И ты этого желаешь?… Ха, ха, ха!.. Что ты это, братец, Алексей Алексеевич?… Помилуй!.. Да разве эти вещи говорятся?…

Ползков (также смеется). А, да!.. Хе, хе, хе!.. Извините, не так выразился, ваше сиятельство! Я говорю о сходстве относительно ваших душевных качеств. Разумеется, сын мелкого, незначащего человека может ли иметь какое-нибудь другое сходство с таким знаменитым вельможею, таким истинным русским боярином? Нет, ваше сиятельство, я желал бы только, чтобы он душою-то на вас походил; чтобы он был точно так же, как вы, неутомим на поприще службы; так же, как вы, посвятил всю жизнь свою для общего блага, — разумеется, вы в большом и огромном размере, а он — в маленьком; но чтобы действия-то его были так же чисты и так же исполнены самоотвержения, как все действия ваши… Ведь вы, — извините, ваше сиятельство, — несмотря на вашу знатность и богатство, вы труженик!.. Другой бы на вашем месте бросил все, стал бы жить для себя, а вы нет! У вас одна только цель — быть полезным отечеству.

Граф. Однако ж, любезный Алексей Алексеевич, и я уж начинаю уставать; хочется отдохнуть, пожить за границею…

Ползков. Конечно, ваше сиятельство, кто другой, а вы и в службе и в отставке — все будете барином. Вам же тихая и спокойная жизнь не надоест; ведь вы отличный семьянин, примерный супруг. (Из-за дверей библиотеки выглядывает Груша. Ползков встает.) Но я не хочу во зло употреблять вашего снисхождения… Вы заняты…

Граф. Куда торопишься?…

Ползков (поглядывая на двери библиотеки). Мне нужно еще побывать за Красными воротами… Сейчас вспомнил… Крайняя нужда… Честь имею кланяться вашему сиятельству!..

Граф. Ну, прощай, любезный! Не забывай.

Ползков (кланяясь). Помилуйте-с!.. Как это можно!.. (Уходит.)

Груша (из-за дверей кабинета). Графиня просит вас к себе, ваше сиятельство.

Обитая малиновым штофом гостиная княгини Авдотьи Кирилловны Перекопской; старинная раззолоченная мебель в белых чехлах. В простенках узенькие составные трюмо. На подстольниках японские вазы с цветами. Люстра с хрустальными подвесками. Дорогой паркет из разноцветного дерева. В одном углу на пьедестале мраморный бюст Екатерины II. Перед канапе или софою большой наклейной стол с изображением вида Царскосельского дворца; с одной стороны дивана на низенькой скамеечке приютилась с чулком в руках фаворитка княгини, Мимиша, хорошенькая собою девочка лет десяти; с другой на вышитой по канве подушке лежит полово-пегая английская собачка в красном сафьяновом ошейнике. На диване, в белом кисейном капоте и кружевном чепце, сидит весьма еще бодрая и благообразная старушка лет шестидесяти пяти. На белом и румяном лице ее заметны следы прежней красоты. Рядом с нею, также на канапе, но только немного боком, сидит молодая женщина, одетая по последней моде; эта дама — правнучатная племянница княгини. Подле окна за маленьким столиком занимается рукодельем Ольга Николаевна — воспитанница ее сиятельства, девица лет тридцати. У дверей стоит карлик в гродетуровом голубом французском кафтане и розовом атласном камзоле.

Княгиня (продолжая разговаривать с молодою дамою). Да, мой друг, мне очень грустно, что ты разошлась с мужем; в наш век это не делалось так легко.

Молодая дама. Да вы не можете себе представить, ma tante, что я должна была терпеть! Если б вы только знали, то, верно бы, пожалели обо мне — вы так ко мне милостивы! (Целует ее в плечо.)

Княгиня. О, конечно, ma chere, я очень тебя люблю! (Молодая дама целует у нее руку.) Но неужели в самом деле твой муж такой дурной человек?…

Молодая дама. Чудовище, ma tante, совершенное чудовище!

Княгиня. Право, это для меня удивительно! Я знала его мать — прекрасная была женщина! Мы были с нею обе фрейлинами. И с мужем ее была знакома, на всех придворных балах и куртагах он всегда был моим кавалером. Прелюбезный человек! А какой тон, какая манера. Его многие принимали за эмигранта! Право, за эмигранта!.. Неужели сын до такой степени на них не похож?… Он мне казался всегда таким порядочным…

Молодая дама. Одна наружность, ma tante!.. Человек самый безнравственный!.. Faisant la cour a tout le monde…

Княгиня. Право?…

Молодая дама. Поверите ли, ma tante, я иногда с ним по нескольку дней сряду не видалась…

Княгиня. А, вот что! Ты ревнива?