После визита Ивана последовало резкое изменение отношения Узбека к тверскому князю: он был вызван в Орду, одновременно туда по требованию хана отправились князья Василий Давыдович Ярославский и Роман Михайлович Белозерский (оба, кстати, женатые на дочерях Калиты). Первый из них, видимо, был союзником Александра Михайловича — Калита попытался (безуспешно) «переимать» его по дороге в Орду{389}
.Вслед за ними Иван Данилович послал в Орду всех трех своих сыновей{390}
, очевидно, чтобы еще раз подчеркнуть в критической ситуации свою лояльность хану. Согласно сохранившемуся в тверском летописании пространному рассказу о гибели тверских князей, судьба Александра Михайловича во время пребывания в Орде долгое время была неясна: одни татары говорили, что «княжение ти великое даеть царь», а другие, что «оубиту ти быти»{391}. Вероятно, здесь отразилась реальная закулисная борьба группировок ордынской знати, под держивавших тверского и московского князей. «Промосковская» партия пересилила, и 28 октября 1339 г. Александр Михайлович и его сын Федор были казнены{392}. Калитовичи же были отпущены «и приидоша изъ Орды на Русь пожалованы Богомъ и царемъ»{393}. Видимо, и здесь упоминание «пожалования» — не штамп: могло иметься в виду пожалование Семену Нижнего Новгорода (через пять месяцев, в момент смерти Калиты, Семен находился там{394}) или обещание передать ему Великое княжение Владимирское после смерти отца.Зимой 1339–1340 гг. приближенный Узбека Товлубий, руководивший казнью тверских князей, возглавил поход на Смоленск. Русская часть отправившегося в это предприятие войска была послана Иваном Калитой, с ней шли князья Суздальский, Ростовский, Юрьевский, Друцкий и Фоминский{395}
. Поход был связан с признанием смоленским князем Иваном Александровичем сюзеренитета великого князя Литовского Гедимина{396}. Очевидно, и судьбу тверских князей решили литовские связи Александра, подчеркнутые Калитой (с 1338 г. Орда находилась в состоянии войны с Великим княжеством Литовским){397}. Во время смоленского похода Калите, по-видимому, удалось осуществить смещение со стола брянского князя Дмитрия Романовича (двоюродного брата смоленского князя) и посадить на его место Глеба Святославича, также князя из смоленской ветви (владевшего, скорее всего, Вязьмой){398}. Смоленский поход (окончившийся безрезультатно) стал последним политическим деянием, в котором участвовал Иван Калита: 31 марта 1340 г. он скончался{399}.К последним годам жизни Калиты относятся две его духовные грамоты, составленные «ида въ Ворду»{400}
. Скорее всего, первая из них появилась перед поездкой 1336 г., а вторая — 1339 г.{401} В завещаниях упоминается возможность отнятия татарами каких-то волостей: «А по моимъ грѣхомъ, ци имуть искати татарове которых волостии, а отыимуться, вамъ, сыномъ моимъ, и княгини моей поделити вы ся опять тыми волостми на то мѣсто»{402}. Поскольку речь в духовных грамотах идет только о Московском княжестве, имеются в виду, по-видимому, Можайск и Коломна с окрестностями: великий князь допускал возможность, что Орда захочет вернуть их смоленским и рязанским князьям.Иван Калита в историографии традиционно оценивается как верный вассал Орды. При этом одни авторы смотрят на это с осуждением, другие «оправдывают» такую политику, считая, что она объективно способствовала усилению Москвы (что в перспективе вело к освобождению от ига){403}
.Действительно, Иван Данилович в период своего княжения соблюдал полную лояльность к хану (резко отличаясь в этом отношении от старшего брата). Но следует учитывать, что реальной альтернативы признанию ордынской власти в то время не видел никто. Тверское восстание 1327 г. не было продиктовано сознательным стремлением Александра Михайловича свергнуть власть хана, в 30-е гг. не было даже стихийных проявлений непокорности. Вообще сопротивление иноземной власти в первой половине XIV в. вовсе не шло по нарастающей. Скорее наблюдается обратное: если до 1327 г. сильнейшие князья Северо-Восточной Руси время от времени позволяли себе неподчинение ханской воле, то позже этого не наблюдается. Очевидно, своеволие Даниила и Юрия (как и тверских князей) в какой-то мере было наследием эпохи двоевластия в Орде конца XIII в., когда князья могли выбирать себе сюзерена и оказывались соответственно в конфронтации с его противником. С укреплением единовластия в Орде при Узбеке это своеволие сошло на нет.