Москва и Орда

В докончании 1399 г. имеется пункт: «А что есмя воевал со царем, а положит на нас в том царь виноу, и тобѣ, брате, в том намъ не дата ничего, ни твоим дѣтем, ни твоим внучатом, а в том намъ самимъ вѣдатися»^{632}. У Василия было в XIV столетии лишь одно столкновение с Ордой — поход его брата Юрия Дмитриевича «на Болгары». Но во-первых, это не была война с самим ханом, а договор 1399 г. в другом своем пункте четко разделяет вообще «рать татарскую» и рать, возглавляемую «царем»: «А по грехом, пойдет на нас царь ратию, или рать татарьская…»^{633}. Во-вторых, и главное, этот поход имел место в конце 1399 г.^{634}, уже после смерти Михаила Александровича (26 августа 1399 г.)^{635}. Очевидно, что упоминание «войны с царем» может иметь в виду только события 1382 г., когда действительно «сам царь» явился с войском в Северо-Восточную Русь и московские князья, хотя и не приняли генерального сражения, оказали ему вооруженное сопротивление. Следовательно, пункт договора 1399 г. о возможных последствиях войны московского князя, от лица которого исходит грамота, с царем взят из докончания Михаила Александровича и Дмитрия Ивановича, заключенного после похода Тохтамыша^{636}. Нарушение Михаилом обязательства не претендовать на великое княжение и неясная после смерти Василия Михайловича судьба Кашина требовали обновления договора. Датировать это не дошедшее до нас московско-тверское докончание следует, скорее всего, 1384 г., временем вскоре после возвращения Михаила из Орды, где Тохтамыш отказался отдать ему Великое княжение Владимирское, но, очевидно, предоставил право на выморочное Кашинское княжество и дал санкцию на независимость Твери от московского князя. Михаил вынужден был подтвердить свой отказ от претензий на великое княжение, а Дмитрию пришлось признать равный статус тверского князя и его права на Кашин.

Примечательно, как в целом сказано в договоре 1399 г. (а следовательно, очень вероятно, уже в 1384 г.) об отношениях с Ордой: «А быти нам, брате, на татары, и на Литву, и на нѣмци, и на ляхи заодинъ. А по грѣхомъ, пойдет на нас (то есть на московских князей. — А. Г.) царь ратию, или рать татарьская, а всяду на конь самъ и своею братьею, и тобѣ, брате, послати ко мнѣ на помочь свои два сына да два братанича, а сына ти одного у собя оставити… А что есмя воевал со царем, а положит на нас в том царь виноу, и тобѣ, брате, в том намъ не дата ничего, ни твоим дѣтем, ни твоим внучатом, а в том намъ самимъ вѣдатися»^{637}. С одной стороны, оборонительная война с татарами, в том числе и с их царем, вое-принимается как само собой разумеющееся дело. С другой стороны, наступательные действия (как в договоре 1375 г.) не предусматриваются, и разграничиваются два варианта татарских походов: просто «рать татарская» и поход, возглавляемый самим царем. Война с царем, несмотря на ее допустимость, расценивается как провинность перед сюзереном, за которую тот вправе потребовать особую плату («вина» в данном случае имеет смысл именно платы за вину, то есть штрафа за совершенную провинность^{638}).

Сопоставление «ордынских статей» договоров 1375 г. с Тверью, 1381 г. с Рязанью и 1399 (1384) г. с Тверью показывает «медленное отступление» с позиции, занятой после «розмирья» с узурпатором-Мамаем: от допустимости наступательных действий против Орды через формулировку общего характера (с уклоном в оборону) к чисто оборонительному соглашению. Тем не менее это отступление не было возвратом к ситуации, существовавшей до «замятии»: война с татарами рассматривается в общем ряду с войной против других иноземных соседей.

Таким образом, поход Тохтамыша, при всей тяжести понесенного Москвой удара, не был катастрофой. С политической точки зрения он не привел к капитуляции Москвы, а лишь несколько ослабил ее влияние в русских землях. Что касается сферы общественного сознания, то неподчинение великого князя Дмитрия узурпатору Мамаю еще не привело к сознательному отрицанию верховенства ордынского царя. С приходом к власти в Орде законного правителя, правда, была предпринята осторожная попытка построить с ним отношения, не прибегая к уплате выхода (формальное признание верховенства, но без фактического подчинения). Война 1382 г. привела к срыву этой попытки, но данный факт не оставил непоправимо тяжелого следа в мировосприятии: фактически было восстановлено «нормальное» положение — законному царю подчиняться и платить дань не зазорно.

Несмотря на то что в 1384 г., явно для погашения взятых Москвой обязательств по уплате выхода, собиралась «дань тяжелая»^{639}, Василий Дмитриевич продолжал удерживаться в Орде: вероятно, Тохтамыш опасался новых проявлений нелояльности со стороны Дмитрия Донского. В конце 1385 г. Василий сумел бежать в Подолию, оттуда перебрался в Литву и 19 января 1388 г. вернулся в Москву^{640}. После этого великий князь почувствовал себя раскованнее и сразу же вмешался в нижегородские дела, до этого находившиеся под контролем Тохтамыша.