Москва и Орда

Вероятно, дипломатические усилия Казимира были во многом связаны с его развернувшейся в это время борьбой с Москвой за сюзеренитет над Новгородом Великим. Немного позже, в 1472 г., Казимир получил от крымского хана Менгли-Гирея ярлык, в котором (как и в ярлыке Хаджи-Гирея 1461 г.), помимо реально принадлежавших Великому княжеству Литовскому русских земель королю жаловался и Новгород32. Скорее всего, в 1470–1471 гг. Казимир добивался от Ахмата, помимо военного союза против Москвы, того же — признания его прав на Новгород. Ярлыки, выданные крымскими ханами, более способствовали самоутверждению Гиреев в борьбе с Большой Ордой за “наследие” былой единой ордынской державы, чем имели реальную политическую значимость. Иное дело, если бы Новгород был пожалован Казимиру не крымским ханом, а ханом Большой Орды — это являлось бы волей правителя, традиционно признававшегося в Москве сюзереном. Ахмат после колебаний пошел, вероятно, навстречу этому желанию короля; на его решение мог повлиять набег вятчан на Сарай. Татарское посольство выехало в Польшу не позже начала июля 1471 г., так как в Кракове оно пребывало в августе. Именно в то время, пока “царев посол” находился в пути, Иван Ш нанес поражение войскам Новгородской республики (битва на Шелони 14 июля) и заключил мир на своих условиях; в момент отправки посольства Ахмат знать об этом, естественно, не мог (равно как и великий князь, отправляясь в поход, о решении хана поддержать претензии короля). Из-за собственного промедления хан оказался, таким образом, в довольно нелепом положении — его воля в отношении Новгорода оказывалась пустым звуком. Казимир, видимо, успел подчеркнуть факт своеволия московского князя, и тогда Ахмат решился на военный поход с целью наказания вассала. Иван III, вернувшись из-под Новгорода (а может быть, еще до Шелонского похода), не забыл о том, чтобы подстраховаться со стороны Орды: в 1472 г. в войске хана находился великокняжеский посол Григорий Волнин. Но это не смогло изменить намерений Ахмата.

Когда начались военные действия, великий князь действовал достаточно решительно; во всяком случае прямых данных о его колебаниях (в отличие от 1480 г.) мы не имеем. Но, повидимому, какие-то разногласия в окружении Ивана имели место. Архиепископ Вассиан Рыло в своем “Послании на Угру” писал: “Прииде же убо въ слухы нашя, яко прежний твои развратници не престают, шепчуще въ ухо твое льстивыя словеса, и совещают ти не противитися сопостатом, но отступити” (выделено мной. — А.Г.). В этих словах можно видеть

32 Gotcbiowski L Dzieje Polski za panowania Jagiellondw. Warszawa. 1848. T. 3. S. 230–233; A3P. СПб., 1848. Т. 2. № 6. С. 5; Kolankowski L. Dzieje Wielkogo Ksiestwa Litewskogo za Jagiellondw. ^^^arsza’^^a, 1930. T. 1. S. 318, 327.

1 14,1 18,120. C. 408,412–415.

34 ПСРЛ. T. 27. C. 131–135; T. 25. C. 286–291.

35 Там же. Т. 23. С. 161; Т. 27. С. 279.

36 Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XV века. М., 1982. С. 524.

свидетельство того, что приближенные, советовавшие великому князю в 1480 г. не биться с ханом, уже когда-то прежде выступали с аналогичными предложениями. Сходная ситуация была только в 1472 г.

Результаты войны в Москве расценили как успех. Причем они получили даже более высокую оценку, чем итоги конфликта 1480 г.: тогда происшедшее расценили как “избавление”, а в отношении событий 1472 г. говорилось не только об “избавлении”, но о “победе“162. Повидимому, последствием этой победы было прекращение уплаты выхода.

В Вологодско-Пермской летописи (ее первая редакция датируется 1499 г.) говорится, что Ахмат в ходе переговоров, имевших место во время “стояния на Угре”, заявлял следующее: “пришол яз Ивана деля, а за его неправду, что ко мне не идет, а мне челом не бьет, а выхода мне не дает девятой год”. Данное сообщение было подвергнуто сомнению

В.Д. Назаровым, который пишет по его поводу: “Это, конечно, неточно. Выход… регулярно шел в Орду с начала 70-х годов XV века”. Основанием для такого вывода являются летописные сообщения об обмене Ивана III и Ахмата посольствами в середине 70-х гг. Дань перестали платить, по мнению В.Д. Назарова, в 1479 г. Аргументом в пользу такой датировки выступает известие другого летописного рассказа о событиях 1480 г. (дошедшего в составе Львовской и Софийской II летописей XVI в., но восходящего к концу 80-х годов XV в.), согласно которому москвичи упрекали Ивана III: “Егда ты, государь князь великий, над нами княжишь в кротости и в тихости, тогда нас много в безлепице продаешь, а нынеча сам разгневив царя, выходу ему не платив, нас выдаешь царю и татаром“163.