Москва и Россия в эпоху Петра I

Матвеев внимательно вперил взор своих острых и умных глаз в лицо Луки Сабура и, вероятно, понял, по его выражению, что тот недаром добивался тайной беседы…

– Ну, Ширяй, – обратился он к одному из гайдуков, – прими за меня челобитные и снеси их в верхнее жилье. А ты, молодец – как тебя звать-то?..

– Лука Сабур.

– Ну, ты, Лука, ступай за мной.

Боярин

Лука последовал за боярином в одну из дальних и небольших комнат нижнего жилья, где боярин грузно опустился на лавку, снял с себя высокую горлатную шапку и, утирая пот с покрасневшего лица и седых волос, прилипших к вискам и лбу, проговорил:

– Ну, сказывай, что у тебя там за тайны… Да сказывай поживее – других не задерживай.

Уже и эти слова охлаждающим образом подействовали на Сабура. Он пришел спасать боярина от гибели неминучей, а тот выказывает полное равнодушие к тому, что ему собираются сообщить. Однако же, собравшись с духом, он пересказал боярину довольно складно все, что ему было известно, а в заключение добавил:

– Боярин всемилостивый! Гибель грозит всем вам!.. Головы ваши оценены и на списки переписаны… Будь настороже, изготовься.

Боярин, слушавший все это молча и спокойно, как будто дело шло о каком-нибудь отчете приказного дьяка, вдруг топнул ногою и нетерпеливо перебил Луку словами:

– Только и всего?!

Лука совсем опешил от такого неожиданного вопроса и не мог промолвить ни слова в ответ.

– Небось, и ты тоже суешься на стрельцов плести всякую околесную? Будто они смуту замышляют, царский род перевести хотят – и все такое?

– О царском роде ничего не слыхал, – смущенно отвечал Лука, – а что стрельцы на бояр зубы точат да разобраться в них хотят – так это верно, вот как перед Истинным! Сами не обинуясь сказывают!

– Ну, так я же тебе скажу, что ни тебе, никому не поверю! – с раздражением в голосе проговорил Матвеев. – Ко мне еще на Троицкую дорогу выбежали семеро стрельцов и тоже говорили, что и ты, и я их так же осадил, как и тебя. Скажи боярину, что я не опасаюсь никакого худа от стрельцов… Они мне столько выказали ласки, так приветствовали, так от усердия своего задарили, что я…

– Боярин! Господин! Да они бердыши на вас точат, древки у копий обрубают, чтобы колоть было удобнее… И коноводов я их знаю, и указать берусь…

– И слышать не хочу! И… и… не думай! – почти крикнул Матвеев и поднялся с места, повелительно указывая Луке на дверь.

– Ну, Бог с тобой, боярин… Попытаюсь я и выше тебя пойти.

– Ступай, куда хочешь, только меня оставь в покое.

И строгий взор маститого боярина, пристально устремленный на Луку из-под насупленных густых бровей, говорил вполне ясно, что Луке от боярина ждать нечего: боярину покой нужен, ему теперь не до холопьих дурацких изветов.

Поклонился Лука боярину в пояс и вышел от него, как ошпаренный.

7

Очутившись на улице, среди шумной толпы празднично настроенного люда, Лука остановился невдалеке от ворот Матвеевского дома, обдумывая, куда ему идти, как вдруг на него почти наткнулся какой-то хмельной прохожий и, крепко выругавшись, сунулся было в сторону…

– Сенька Блуд! – воскликнул Лука, почти радостно хватая встречного за рукав ободранного кафтана: так кстати приходилась ему эта случайная встреча.

– Ну да! Где Блуд – и я тут! – хрипло проговорил старый подьячий, стараясь устоять на одном месте и опираясь на руку Луки Сабура. – Какая до меня нужда? Сказывай!

Но Сабур не спешил приятелю о своей нужде сказывать, а только многозначительно подмигнул ему в сторону ближайшего кружала и завернул в ту сторону.

– Догадлив, – пробормотал Блуд, поспешно ковыляя о бок с Сабуром, – понимаешь, что сухая ложка рот дерет.

Переступив порог кружала, Лука спросил ендову холодной браги и приказал ее поставить перед подьячим. Но прежде, чем тот успел омочить в прохладной влаге свои длинные косматые усы, Лука отдернул его за плечо от ендовы и, наклонясь к нему на ухо, спросил:

– Научи-ка ты меня, как бы мне отсюда в Приказ тайных дел пробраться? Да и застану ли я там кого в нынешнюю праздничную пору?

– Как не застать, застанешь… Замок на пробое да псы на цепи… А кого тебе там нужно? Может, малость батогов захотел отведать? С доносом на господ, что ли, туда лезешь?

Лука взметнул на него глазами и, не отвечая на вопрос Блуда, проговорил шепотом:

– Да ведь есть же там какой-нибудь начальный человек? Ведает же кто-нибудь Приказом?

– Есть! Как не быть! Ведает там всеми делами дьяк. Что порешит – быть тому так, – пробормотал скороговоркой Блуд и вновь протянул губы к краю ендовы.

– Да какой дьяк-то? Говори, шут проклятый! – почти с отчаянием проговорил Лука Сабур, тряся подьячего за плечо.

– Какой? Вестимо, какой: Ларион Иванов! А живет в Толмачах, около церкви, в Кривом переулке. Там его, чай, все собаки знают: идет ли, едет ли, на него не лают.

И он, уткнувшись в ендову и опустив усы в пенистую брагу, стал неудержимо тянуть ее, крепко придерживая края ендовы дрожащими руками…