Москва и жизнь

Возник в 90-е годы современный стиль московской архитектуры. Возводились многоэтажные башни, среди них самый высокий жилой дом Европы — «Триумф-Палас».

Одни критики запустили в оборот понятие «лужковский стиль» и с упоением сами стали его развенчивать. Под ним подразумевали «обилие всего тяжеловесного, неуклюжего и декорированного башенками», которые якобы самолично я рисовал. Другие критики утверждали: «Никакого московского стиля нет» — и ругали опять-таки мэра за его отсутствие.

Стиль вырабатывают время и творцы, в нашем городе — московские архитекторы.

Только они. Моя задача состояла в том, чтобы сформировать современную систему градостроения, изменить философию строителей, сложившуюся в советские годы, когда они правили бал, делали, что им выгоднее и проще.

Поэтому появилась в Москве архитектура, какой не знали прежде, как, например, пешеходный мост «Багратион». Что в нем тяжеловесного и неуклюжего?

* * *

До революции, приезжая в Москву, каждый подданный и иностранец мог снять номер в гостинице или в меблированных комнатах, недостатка в них не существовало. Дефицит гостиниц в годы советской власти привел к тому, что командированные в столицу специалисты могли получить номер не у служащих гостиниц, а у чиновников управления высотных домов и гостиниц Мосгорисполкома, куда являлись с ходатайством учреждений. Без них приезжие в лучшем случае могли разместиться в отдаленных и устаревших гостиницах ВДНХ.

С московской пропиской селить в гостиницах категорически запрещалось.

Проблемы этой больше нет.

Новые отели строились на центральных улицах и в отдаленных районах. Как в городах Европы, на фасадах появились названия мировых гостиничных сетей: «Хилтон», «Мариотт», «Ритц-Карлтон», «Крона-Плаза» и им подобные. В одном 2002 году прибавилось 18 гостиниц. Пятизвездочные отели украсили Тверскую, мы вернули главной улице столичный блеск.

Снесли на ней стеклянную башню «Интуриста», закрывавшую вид на Кремль, избавились от примитивного «Минска», «Киевской», появились «Аврора», «Арарат», «Балчуг-Плаза», много других комфортабельных отелей, способных принять высоких гостей в столице России, где прежде им предлагалась одна гостиница «Октябрьская», переименованная в «Президент-отель».

Это придавало силы и радовало безмерно. Я не строитель, но тесно по сей день общаюсь с ними и хочу сказать: разве кто-нибудь может с отвращением смотреть, как рождается новая картина, мелодия? Так вот, тот экстаз, то наслаждение, которое испытывает творец при рождении произведения искусства, — точно такое же чувство испытывает строитель».

* * *

Одни, недовольные происходящим, заявляли: «Москва похожа на Стамбул».

Другим она напоминала Шанхай, третьим — Лас-Вегас. Эти взгляды формировались в МАРХИ, Московском архитектурном институте. Ректору Москва напоминала самый известный город Турции. Профессор, который баллотировался на пост вице-мэра Москвы, поднялся по лестнице-стремянке в башню многоэтажного банка на Краснопресненской набережной, чтобы доказать: все увиденное им с высоты, включая «Москва-Сити», является «маниловским проектом, воплощенным Лужковым».

По чьим проектам мы застраивали Москву? Артисты и художники учатся в разных московских институтах. В отличие от них все как один архитекторы выходят из стен одного вуза. Современные московские здания не нравились ректору и профессору, согласен. Но кто учил авторов проектов? Не Лужков. А профессора архитектуры.

Я абсолютно исключал даже какие-то мысли, чтобы продвигать собственный стиль, не являясь специалистом в архитектуре. Слушал людей, которые предлагали что-то новое, и как-то пытался помочь реализовать идеи и проекты. И слава богу. При всех критических выпадах, а это нормальное явление в демократической системе, разных мнениях, разных оценках, суждениях мы все-таки создали московский стиль, не гнушаясь современностью.

Только домам авангардным я старался найти свое место. Расположить рядом здание «стекло-бетон» со старинным особняком или доходным домом — значило поссорить архитектуру прошлого и настоящего.

Мне всегда хотелось, чтобы ночью Москва выглядела такой же привлекательной, как днем, светилась, как Лондон и Париж, с наступлением сумерек. Идея залить ночной город светом пришла Георгию Боосу, тридцатилетнему московскому инженеру-электрику световых приборов.

Фамилия досталась ему от голландского предка. В годы Перестройки он служил в технологическом и светотехническом институте. Основал с отцом-инженером, когда это стало возможно, «Светосервис».

В 1994 году он встретился со мной и предложил осветить дворцы, музеи, театры, памятники архитектуры, высотные дома. Вспомнил я ночной Лондон и сразу немедленно поддержал Георгия. Когда обсуждали вопрос, сомнений у меня не возникло, деньги на новое дело найдутся. Ночной город в огнях света так же важен, как и строительство административных зданий, жилья.