Москва, я люблю его!

Перед сном, глядя на обойные рисунки, я представляла, как пропускаю свои чувства через пальцы, мотаю в клубок из грубых нитей любовной лихорадки, кошмарных снов, холодного озноба и сброшенных звонков. Нить была шершавой, как щека Игоря с утра, и непрочной. Она рвалась и не грела. Не грела и кусалась, как шерстяной свитер на голом теле.

Я просидела в душной квартире весь июнь, выходя из дома только в дни экзаменов. Не умывалась, не чистила зубы, не расчесывала волосы. Даже переодеть пижаму не возникало желания. Зачем носить красивое белье, брить ноги каждое утро, отращивать длинные волосы, которые ему так нравятся? Зачем, если это никому не нужно. Ни Солодову, ни кому-то другому. Мне было удобно и так – в носках, пижаме и халате.

Оксана приходила под вечер, включала ноутбук и до трех часов ночи играла, сидя в наушниках и время от времени говоря что-то в микрофон.

Один раз приехала Катя.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказала я. – Подарок.

Я открыла шкаф и достала длинное платье в пол цвета чайной розы. Легкое, нежное, шелковое. Почти невесомое. Оно было мало мне, и я ни разу его не надевала – Игорь ошибся с размером.

Платье нравилось мне больше остальной одежды, которую однокурсницы разобрали за три неполных дня. Они приходили парами, перебирали платья, прикладывали к себе блузки и юбки, мерили туфли, смотрели на лейблы и ценники, а потом на меня. В их головах не укладывалось, как я могла просто так отдать, подарить платье, ценой в семестр обучения на экономическом факультете. Я отвечала, что эти вещи покупал мой бывший парень, и я просто хотела быстрее от них избавиться.

Я не показывала им платье цвета чайной розы, решила оставить его для Кати и подарить при встрече.

– У меня нет ни одного платья, – сказала Катя, осторожно перебирая мягкие складки на юбке. Платье казалось Кате настолько прекрасным и нереальным, что она боялась прикасаться к нему.

– Оно твое, – ответила я. – Я его специально для тебя оставила. Хочу, чтобы оно помогло тебе стать счастливой.

– Спасибо. Только куда его надену? Я нигде не бываю…

– Бери, пока дают! – кричала Оксана из-за ноутбука. – А то я возьму.

Катя переоделась в новое платье. Сидело идеально. В нем она выглядела хрупкой куклой ручной работы. Катя с трудом узнавала себя в зеркале. У нее никогда не было красивой одежды. Я отвела ее на балкон и фотографировала полчаса.

– Будешь делать что-нибудь? – спросила Катя.

– Что, например?

– Пытаться вернуть его.

– Не знаю. А ты пыталась бы вернуть его?

– Да, – ответила Катя. – Потому что я не люблю себя. Иногда мне кажется, я готова унижаться и отказываться от самой себя ради какой-то одной-единственной встречи. На десять минут раз в два месяца. Ты думаешь, я всегда мечтала об этом? Ни одна девочка не мечтает спать с чужим парнем в слепой надежде, что он когда-нибудь влюбится, оставит свою девушку и будет с тобой. О таком не мечтают. И ведь я знаю, как все это исправить. Забрать документы и просто перевестись в другой вуз, чтобы не встречать его, не сталкиваться с ним, не видеть, как он тебя избегает, как улыбается другим.

– Почему ты не сделаешь так?

Катя пожала плечами и попросила сигарету.

Я сфотографировала ее.

В платье, с распущенными волосами, с сигаретой в руке.

Карта памяти была переполнена.

Игорь не звонил и не писал сообщений. Мне казалось, из меня резко вынули душу. Вынули вместе с сердцем и натерли на мелкой терке, а потом поставили жарить на подсолнечном масле в старой чугунной сковородке – «Игорь, где у тебя сковородка?» – и забыли, не вспомнили даже тогда, когда начало подгорать.

Мне два раза снилось это – молодая девушка, моя ровесница, держит в руках дымящуюся старую сковородку.

Любимая девочка двадцатилетнего Игоря, из старого фотоальбома, спрятанного в нижнем ящике шкафа под сборниками соул-музыки.

Я не видела ее лица, но знала – это Мари.

Кто бы она ни была.

Я готовилась к экзаменам, писала рефераты, распечатывала обложки, учила темы для зачета по английскому. Десять тем, по пять книжных страниц каждая. Сидела на разобранном диване среди кучи распечаток, мятых листов, словарей и учебников. К вечеру мне начинало казаться, что я уже люблю все это.

Люблю английский язык, люблю эти тексты по страноведению, люблю черно-белые копии лекций, записанных неудобным чужим почерком, люблю свои глупые ошибки, неправильные глаголы и пассивные залоги. Любить английский было проще и спокойнее, чем думать о Солодове, вспоминать наши прогулки, его квартиру, семью шоколадных зайцев, моих ровесников, в шкафу за стеклом среди пыльного хрусталя.

Я выучила девять тем. Выучила так хорошо, что могла пересказать с любого места, с любого слова и предложения. На последнюю, десятую, тему меня не хватило.

Я смотрела на текст учебника и перелистывала страницы: пять листов вперед, пять листов назад, пять вперед, пять назад, и так до бесконечности. Захлопнула учебник, отложила в сторону и легла на диван, уткнувшись лицом в потертую шершавую обивку.

Глава четырнадцатая