Москва Икс

Кольцов лежал на раскладушке, вслух читал «Ленинградскую правду», в газете писали, что среди населения завелись паникеры, которые намеренно распространяют ложные клеветнические слухи, будто вещевые и продовольственные склады стоят пустыми. На самом деле все обстоит иначе, с точностью до наоборот: дефицит товаров образуется, когда горожане, наслушавшись в очередях досужих болтунов, сметают с прилавков самое необходимое: керосин, спички, соль, нитки, но в первую очередь — алкогольную продукцию.

— Ничего, — говорил Евгений Иванович. — Ничего… Горбачев к нам в Питер дорогу жизни пустит, как в блокаду было. Жизни, жизни… Не даст ленинградцам умереть от недостатка керосина, — и щелкал себя пальцем по горлу. — От этого нам смерть не грозит… От недостатка керосина… керосина…

Корреспондент газеты объездил четыре центральных склада, в том числе склады государственного резерва и убедился, что товар на месте, в том числе сахар, мука и соль, однако реальный корень проблемы — несогласованная и неритмичная работа транспортников, мешающая своевременной отгрузке и доставке товаров в торговые точки города. Евгений Иванович посмеялся и спросил сам себя:

— А картошка не переварится? Не переварится, — и пошел проверять.

Они перешли на кухню, картошка — в самый раз, Евгений Иванович поставил на стол миску свежего холодца, разделанную астраханскую селедку, посыпал ее лучком, сбрызнул уксусом и окропил растительным маслом, достал из холодильника литровый графин с «Зубровкой».

— Ну, что, по соточке? — спросил он.

Поднял стакан, чокнулся.

— Послезавтра хорошие люди соберутся, — сказал он. — Завтра… Соберутся…

— Ты же говорил — через три дня?

— Игру перенесли. Игру… Короче, если решишься, дай знать не позднее, чем завтра до обеда. Обеда, обеда…

— Чего базарить: я в деле, — сказал Кольцов. — Я говорил: мне нужны восемь штук. По-настоящему нужны. Не на пропой и не на девочек.

— Приходи пораньше, до семи. Семи… Будут двое блатных, один из них профессиональный катала, они хотят сорвать банк. И еще один лох из городского управления коммунального хозяйства. Хозяйства… Он тут частенько пасется. Меньше пяти штук не приносит. Не приносит. На дверях два амбала, борцы из «Трудовых резервов». Борцы… Играем в три листа.

Евгений Иванович назвал адрес и место тайника, где дожидается своего часа ствол, немецкий «вальтер», трофейный, будто вчера выпустили, патроны проверены, все в рабочем состоянии, после делюги пистолет надо положить на место. Выручку делят пополам, камерам хранения на вокзалах и в аэропортах доверия нет, свою долю Евгений Иванович хочет получить по старому адресу при личной встрече, но предварительно надо будет позвонить сюда. Без разговоров: два звонка — и отбой, один звонок — и отбой, еще раз, уже два звонка. Так он узнает, что на следующий день в четыре вечера можно приходить за лаве. Морж вытащил из кармана два маленьких, от почтового ящика, ключа на стальном кольце, один отстегнул и положил на стол. Кольцов, сунул ключ в кошелек.

Выпили еще по сто. Закончив с селедкой, Кольцов вернулся в комнату. Он открыл чемодан, достал светло голубую сорочку, бордовый галстук, черные кожаные туфли и темно-синий костюм, повертелся перед зеркалом, — за четыре года костюм стал немного великоват, но смотрелся неплохо, модно, — и почти как новый.

— Добрый лепень, — сказал Евгений Иванович, он снова уселся у окна и принялся за носки. — Если будешь продавать, меня имей в виду. Меня имей, меня имей…

— Еще поимею, — пообещал Кольцов. — Если время будет свободное.

* * *

В семь вечера Кольцов, сунув швейцару десять рублей, вошел в ресторан «Комета», оставил на вешалке пальто, увидел в большом зеркале свое отражение и остался доволен. Было темно, играла музыка, яркий софит направили на крутящийся зеркальный шарик, висевший под потолком, и теперь световые блики, словно белые мыши, бегали по темным стенам. Столики стояли полукругом возле эстрады. В тесном пространстве кто-то танцевал. Алевтина устроилась у дальней стены, на ней было коктейльное черное платье, на обнаженные плечи накинут норковый палантин. Она заметила Кольцова, помахала рукой, поднялась навстречу, обняла его и поцеловала в губы.

Он сел за стол, заволновался, не зная, что сказать. Он много раз думал, что скажет Алевтине, встретив ее, придумывал слова, важные и емкие, но сейчас ничего не вспомнил, все позабылось, остались одни глупости. Алевтина смотрела на него печальным взглядом, так умеют смотреть женщины, которые любят. Они поговорили о пустяках, позвали официанта и сделали заказ.

— Ты в городе второй день?

— Уже третий.

— Был у кого-то из старых знакомых? У той художницы, Вики? Я помню, в газете писали, что она очень талантливая, лучшая…

— Не хотел об этом говорить, — смутился Кольцов. — Я ночевал там две ночи. Она живет с каким-то… Даже не знаю, как его назвать… Мне некуда было пойти. Пришлось к ним. Ты знаешь, у меня с ней все давно кончилось.

— А говорят, что первая любовь…