Москва Икс

Да, да… Его допрашивали в контрразведке раз десять. Вопросы в основном о тех иностранцах. Их имена? О чем говорили? Как выглядели? Какие наколки были на руках? Кем была эта женщина? Они общались между собой? По этим вопросам было ясно, что никто из американцев во время обстрела не выжил. А что Ищенко мог ответить особистам, что он знал? По-английски — слов двадцать. Кроме того, судя по записям в медицинской карте, он ни хрена не помнит, — если бы не эта запись, от него контрразведчики не отмотались бы, — замордовали допросами. А так на все был один ответ: не помню.

Он хотел спросить этих умников: почему морпехов накрыло корабельным огнем? Почему свои расстреливали своих? А почему, когда почти всех прикончили, выслали спасательный отряд, почему? С тех пор, с того обстрела, он почти никого из отряда не видел, ни живым, ни мертвым. Одно время, лежа в палате и вслушиваясь в тишину, даже думал, что выжил один.

Но в госпитале прошел слух, что из палаты, находившейся под охраной, бежал командир отряда капитан Сурен Мирзаян, двумя неделями позже в курилке он узнал некоторые подробности того побега: якобы Мирзаян пришел в себя, но продолжал симулировать беспамятство и слабость, а вечером избил двух часовых и двух важных чинов из контрразведки, которые пришли к нему и пытались поговорить по-хорошему. Надел форму, взял документы и деньги, на служебном «уазике» выехал из расположения части, а с Мирзаяном то ли один, то ли двое морпехов, но их имен никто не знал.

Еще через неделю кто-то проболтался, будто с Мирзаяном был инструктор по рукопашному бою отдельного батальона специального назначения Юрий Кузнецов. Все это на уровне разговоров, — Ищенко той болтовне не сразу поверил. Вырваться из больницы, а потом из расположения части, — это все равно, что из тюрьмы бежать, — трудно, почти на грани фантастики, но пораскинул мозгами и решил, что Мирзаян с Кузнецовым, парни опасные, они еще и не такое устроить могут, запросто.

А контрразведчики, захиревшие в своих темных и пыльных кабинетах, смутно представляли, с кем связались. Вот этот случай с побегом придал силы Ищенко, который сам в той больнице от психотропных лекарств, которыми его пичкали, — натурально загибался, — он тогда поверил, что шанс у него есть, в себя поверил, может, поэтому выкарабкался. Где-то год назад Ищенко встретил в Питере Артура Зарецкого, во время обстрела ему повредило ногу, он перенес пару операций, ногу оттяпали, он заметно хромает, на пенсию по инвалидности не проживешь, Артур подрабатывал в какой-то церкви.

Ищенко вытащил баранку, посыпанную маком, зажав в кулаке, разломал и стал медленно по кусочку опускать в рот и жевать.

— Ну, а ты чего помнишь? — он разломал новую баранку.

— Когда очнулся после обстрела, во мне сидело два осколка. И еще здоровый кусок бамбука, такая острая щепка, вспорола икроножную мышцу. Прошила насквозь, будто штык-нож, и застряла. Вокруг все горело, глаза слезились от дыма. А по нам били из крупнокалиберных пулеметов. Пули ломали бамбук, толщиной сантиметров пятнадцать, словно спички. Стреляли с расстояния около километра, не прицельно. Это нас спасло. Помню, на минуту все смолкло, а потом новый взрыв, совсем близкий. Я снова вырубился. Взрывной волной с меня сорвало бушлат и разгрузочный жилет. После взрыва я как бы видел себя со стороны, откуда-то сверху: сижу в яме, полной тухлой воды и крови, и медленно подыхаю. Часы на руке остались. Смотрю на них и не понимаю, сколько времени, утро сейчас или вечер. Потом часы пропали. Я пришел в себя на корабле… Мне сделали четыре операции. Ну, ногу не отрезали, — и то ладно. Хочешь дальше послушать?

— Нет, — помотал головой Ищенко. — Я сейчас подумал… Нет. Я жив, потому что память отшибло. Ничего не помню. И знать ничего не хочу. Прощай, прапор.

Он пожал протянутую руку и, прихрамывая, зашагал к грузовику.

Глава 4

На трамвае Кольцов добрался до зоопарка, прошел пару кварталов, нырнул в арку, похожую на темный колодец, быстро, почти бегом, миновал двор, свернул в другую арку, оказался на параллельной улице. Толкнул дверь магазина канцелярских товаров, остановился у витрины и стал разглядывать выставленные на полках бюстики Ленина из пластмассы, чернильные приборы с крышечками, увенчанными звездами, похожими на кремлевские, другие бюстики Ленина, побольше размером и выполнены из натурального мрамора, подставки тоже каменные, тяжелые, — что ж, это вещь солидная, но бесполезная в хозяйстве, даже вредная, если жена пьяному мужу засветит таким бюстиком между глаз, пожалуй, из них искры полетят.