Москва Икс

Он побежал, уперся в новую стену, высокую, вскарабкался вверх по железной лестнице, оказался на крыше, скользкой и крутой, но света тут было больше. Пришлось идти медленно, осторожно ставить ноги и опираться на уголок. На короткий переход он потратил много времени, пару раз набредал на дымоходы и железные прутья антенн, оступался и не упал только чудом. Внезапно, услышав за спиной какую-то возню, он остановился, глянул через плечо и увидел, как из мрака, из ниоткуда, вылезли две мужчин в коротких пальто, один светил под ноги фонариком, освещая дорогу себе и своему спутнику, который медленно шел впереди.

Люди разговаривали тихо, вполголоса, о чем, — непонятно. Вот они остановились, второй мужчина стал светить фонариком не под ноги, а вдаль и на верх крыши. Световой круг наткнулся на фигуру Кольцова. Люди закричали, обращая свои крики неизвестно к кому, один вытащил из кармана пистолет, трижды выстрелил навскидку. Кольцов отвел руку назад, широко размахнулся и бросил в преследователей металлический уголок. Фонарь перестал светить. Показалось, будто уголок, перевернувшись в воздухе, плашмя ударил одного из мужчин в грудь, выбив какой-то странный гудящий звук, будто по пустой бочке ногой врезали. Мужчина завыл в голос, как-то тонко, визгливо, загрохотала жесть, что-то перекатывалось, переваливалось, второй мужчина громко охал и матерился. Тонкий крик сделался тише и совсем пропал.

Но этого Кольцов уже не слышал, на середине другой крыши он наткнулся на высокое чердачное окно, забранное деревянными рейками. Навалившись плечом, высадил рейки вместе с рамой, оказался на чердаке, теплом, пропахшим мышами и голубиным пометом. Некоторое время он блуждал в почти полной темноте, вышел к полуоткрытой низкой двери, она вела к черной лестнице, захламленной, спускавшейся вниз спиралью.

* * *

Через несколько минут он очутился в проходном дворе, тенью скользнул в арку, вынырнул в другом дворе, наверху светилось несколько окон, не был слышен шум улиц, с неба сыпалась снежная крупа, он снова оказался в арке, бесконечной и темной. Вышел в пустой переулок, секунду раздумывал, куда свернуть, услышав грохот трамвая, повернул на звук и помчался со всех ног, будто чувствовал, что в том трамвае — его последняя надежда на спасение.

Он добежал до остановки, когда двери еще не захлопнулись. Народа было совсем немного, впереди несколько женщин, возвращавшихся со смены на заводе, о чем-то болтали и громко смеялись, на заднем сидении спал пьяный. Кольцов бросил в кассу три копейки, открутил и оторвал билет, он сел на мягкое сидение, еще не веря в свою удачу, стряхнул пыль с рукава, надвинул кепку на глаза.

Сквозь мутное мерзлое стекло было видно, как два милиционера бегут по тротуару в противоположную сторону, туда же одна за другой промчались сначала два «уазика», желтые, с синими полосами и надписью «милиция» вдоль кузовов, а следом черная «волга» с проблесковым маячком на крыше, видно, милицейское начальство, уже узнавшее о стрельбе, выехало на место происшествия, и гэбэшники туда же.

Кольцов сошел с трамвая, увидев в окно телефонную будку. Он плотно закрыл дверь, хотя улица была пуста, набрал номер, для памяти записанный на ладони, когда Алевтина ответила, сказал:

— Этот чертов парень — гэбэшный стукач. Кажется, я от них оторвался. Но следующей будешь ты.

— Все в порядке, — сказала Алевтина, голос звучал ровно, почти спокойно. — Я поняла. Не волнуйся за меня. Я готова ко всему. К самому худшему.

— Аля, прости. Черт меня дери. Зря я…

— Не надо, — сказала она. — Ты все сделал правильно. Я люблю тебя, люблю таким, какой ты есть. Постарайся остаться целым, буду молиться за тебя. Прощай, Юра, прощай, мой родной.

Он хотел что-то сказать, какие-то важные слова, слова благодарности, нежности, любви… Все те, самые главные слова, что почему-то не успел сказать раньше, но они застряли в горле. Он почувствовал, — еще одно слово, — и он заплачет. В следующую секунду он захотел сказать последнее — «прощай», но уже пикали короткие гудки, Аля положила трубку.

* * *

Алевтина со вчерашнего вечера жила в пустой квартире, где была прописана родственница мужа, уехавшая из Питера до весны. Сейчас, опустив телефонную трубку, она некоторое время неподвижно сидела на кровати. Наконец поднялась, прошла через коридор, оказалась в гостиной, задернула шторы и включила настольную лампу. Она взяла листок бумаги и написала несколько строк, короткое письмо, в котором сказала то, что давно хотела сказать, но не решалась.

Она просила прощения у мужа за то, что любила и продолжает любить другого человека. Ей было тяжело жить двойной жизнью, было тяжело врать или просто не говорить о главном, сейчас она хочет уехать в другой город и не знает, вернется ли обратно. Для начала ей нужно разобраться в самой себе, а дальше будет видно, она сообщит мужу о своем решении, напишет или позвонит. Аля перечитала письмо и решила, что написала все не так. Письмо наверняка попадет в руки гэбистов, оно не даст много информации, но может направить их на след Юры.