Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка

Всех прибывших собрали в большом салоне. Мейер поздравил нас с возвращением на Родину и сказал еще много хороших, прочувствованных слов. Он объявил, что обедаем мы еще на пароходе, но обед уже будет «наш», из феодосийского ресторана, а вечером на скором поезде Феодосия– Москва всех нас отправят в специальных вагонах. Потом Мейер стал спрашивать, кто что хочет на обед. Сразу раздалось дружно-хоровое: «Черного хлеба!», «Соленой капусты!», «Водки!», «Черной икры», «Клюквы» и т. д. Мейер все это терпеливо выслушал, а потом ответил, что будет все, что попросили, и добавил, что встречает уже не первый транспорт с возвратившимися добровольцами, а просьбы все одни и те же: черный хлеб, водка, квашеная капуста и т. п. Это, конечно, понятно: земляки соскучились по давно привычным «расейским» блюдам, ведь в Испании-то их не было. «Ладно ребята, все это вам будет, вы это заслужили. Потерпите несколько часов, а пока последний раз позавтракайте испанскими харчами», – заключил Мейер.

Через несколько часов на большом катере к нам прибыл феодосийский курортный ресторан почти в полном составе: и повар, и его помощники, и официанточки в белых передничках и наколках, а также ящики с продуктами и – что нас, конечно, больше всего интересовало, – с водочкой.

Обед, как говорится, прошел в непринужденной дружеской обстановке, правда, боясь, что с отвычки от нашей водки мы можем спьяну наделать глупостей, Мейер пожадничал, и водки нам к обеду дали всего по четвертинке, но зато черной икры – по полному блюдцу. Хорошо пообедав и слегка навеселе, вышли мы все на палубу. Прямо в порт подали два мягких вагона, нас на катере привезли в порт и подвели к ним. Командовал посадкой какой-то старший лейтенант, который отрекомендовался комендантом этих вагонов. Когда я захотел устроиться в одном купе с Вадимом, комендант не разрешил, заявив, что у него в списке указано, кого куда и с кем поместить.

Поместили меня в ближнем к выходу купе, вместе с хорошо мне знакомым дипкурьером Никифором Яковлевичем Шубодеевым[149]. Он ехал с восемью чемоданами дипбагажа, отчего в наше купе больше никого не подсадили (все это, как вскоре выяснилось, было не случайно).

Поскольку пообедали мы обильно и поздно, то есть не хотелось, а спали мы накануне мало, и я, как только лег на свою полку, почти сразу же заснул. Проснулся я оттого, что кто-то меня тормошил. Открыл глаза – наш комендант, а с ним двое в штатском и один в военной форме, но без знаков различия. Одновременно со мной подняли и Шубодеева. Когда я осведомился, в чем дело, один из штатских мне сказал тихо, но убедительно: «Прошу вас, не поднимайте шума, быстрее одевайтесь, забирайте вещи и выходите из вагона. Придется ехать в Симферополь, где с вами должен побеседовать наркомвнудел Крыма». То же самое сказали и Шубодееву.

Ну что ж, приказ есть приказ, спорить не приходится. Быстро оделись. Я свои два чемодана и сумку взял сам, а Шубодееву его дипбагаж помогли вытащить штатские. Ведь зря нас тревожить не будут, значит, стоит в Севастополе еще один такой «Мар-Кариб», с еще более страшным (если это только возможно) грузом в трюмах, и ждет радиста, то есть меня. Два раза испытывать судьбу опасно, но что поделаешь: раз велят – надо ехать, такая уж у нас работа, никто меня в это ведомство за уши не тянул, сам полез.

Попрощались мы с нашим комендантом и в сопровождении товарищей сошли на перрон. Оказалось, что это станция Джанкой, а время 4 часа 25 минут утра. Я пытался выяснить у товарищей, зачем нас везут в Симферополь, но они отвечали, что сами ничего не знают, что, дескать, они люди подчиненные и выполняют то, что им было приказано. После этого я окончательно убедился, что мне предстоит еще одна поездка в Испанию и, возможно, не такая удачная, как первая.

Через некоторое время подошел пригородный поезд Джанкой – Севастополь, и мы с провожатыми сели в одно купе. Были они не из болтливых, и вскоре я понял, что всякие попытки вызвать их на разговор обречены на неудачу. Шубодеев молчал, с виду казалось, что он совершенно спокоен, но чувствовалось, как он переживает перерыв в нашей поездке в Москву.

Сижу я на скамейке и думаю: ну, сняли меня с поезда – понятно, стоит пароход без радиста, но при чем же здесь дипкурьер? Да еще с дипбагажом! Этот алогизм все никак не укладывался у меня в голове.

Ну вот мы и подъехали к Симферополю, скоро все прояснится. Наши провожатые помогли нам вместе с багажом выйти из вагона. На привокзальной площади мы сели в ожидавший нас «газик», который привез нас прямо в… комендатуру НКВД.

Это произошло утром 7 мая недоброй памяти 1937 года.

АРЕСТ В КРЫМУ И СЛЕДСТВИЕ В МОСКВЕ