Москва. Кольцевая

Даша Берег Москва. Кольцевая

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора! – звенело в душном воздухе, и Аня расслаблялась, переставая вжиматься вправо, пока лента несла её вниз.

Она жила в Москве уже третий год, и вроде бы хорошо жила, но в местах скопления большого количества людей в ней до сих пор просыпалась Аня из курортного городка. Та Аня терялась в метро, со старательностью отличницы следовала указаниям на табличках – не прижиматься к дверям, отойти от края платформы на безопасное расстояние, на эскалаторах держаться правее. Последнее было самым сложным – Ане нравилось метро и хотелось встать поудобнее, чтобы любоваться сводами потолков, нависающими фонарями и чудными людьми, но её вечно окрикивали: «Дорогу! Дайте пройти!». В Сочи приезжих называли бздыхами, в Москве – Аня так и не поняла. Вся Москва была приезжей, разномастной, разноголосой и громкой. Всегда на бегу, всё – на бегу, будь то чашка кофе, отношения, работа, сама жизнь.

Город, в котором Аня выросла, тоже был большим – не таким, конечно, как Москва, но миллионником, и тоже с метро. Две ветки, тринадцать станций. Но перед Аниным одиннадцатым классом вся ее семья переехала в Сочи – ближе к морю, солнцу и олимпийской стройке. Так Аня стала жительницей маленького городка – закончила сочинскую школу и там же поступила в университет. Ей нравился юг. Но и уехала она оттуда с легким сердцем – то ли была так влюблена в Сережу, который нашел перспективную должность в Москве, то ли сама была легкой, непривязанной к месту, Аня так и не разобралась. И сейчас, уже три года спустя, все стало еще более запутанным.

Казалось, их отношения с Сережей в новом городе должны были стать только крепче – ведь они оказались в нем вдвоем, как на краю света. В Сочи у них были разные дома, разные друзья, хоть и из одного вуза, а тут – одна квартира на двоих, общая цель, новые знакомые, но тоже – на двоих. Вроде бы все напополам, но с каждым месяцем Аня понимала, что там, дома, под ярким солнцем и тенью от кипарисов, они были ближе, роднее другу другу, а тут их перелопачивали сотни поездов метро, разрывали километры ежедневного пути и тысячи рабочих дел.

Аня не строила на Москву грандиозных планов – ей хотелось просто жить, смотреть, любить Сережу, маленькими дощечками сколачивать их семью. Но с работой ей сразу повезло, и она незаметно для самой себя пошла вверх, ступенька за ступенькой. А вот у Сережи с Москвой не складывалось. Ему хотелось взлететь сразу высоко, но людей в столице было много, а взлетная полоса и небо – одно на всех. Он злился, закрывался от Ани и ее нечаянных успехов, так некстати мозоливших глаза. У них сложился разный круг общения – у Сережи с его работы, у Ани – с ее, спортзалы оба тоже выбрали не рядом с домом, а ближе к офисам – так было удобнее. Возвращались домой поздно, часто уже поужинавшие, ложились в постель и молчали. Ане так много хотелось рассказать про каждый минувший день, что проще было не говорить ничего – слишком долгим бы получилось вступление. Разговор о свадьбе иссяк ещё в прошлом году – они даже не успели выбрать место для торжества, а все слова уже кончились, высохли, как лужи на солнце. Стало сухо и пыльно.

Пару месяцев назад перед Аней замаячил перевод в другой офис, на должность выше и зарплату больше, но ездить бы пришлось далеко, а квартиру они сразу договорились снимать ближе к Сережиной работе. Это казалось правильным – он мужчина, он главный, и все, что его – важнее. От повышения Аня отказалась.

– Уважаемые пассажиры…

Иногда в метро её охватывало странное состояние. Аня называла его сочинский синдром. Ей казалось, что она повсюду видит знакомые лица. Глаза сами выхватывали их в толпе, длинной кишке эскалатора, трясущихся вагонах. Вот спешит к выходу продавщица овощного ларька на улице Вишневой, а вот Анина учительница по физике, Карина Романовна, пополняет карту «Тройка» в терминале. Пожилая абхазка в смешном платке, что ездила на сорок шестом автобусе каждое утро, идет к переходу на красную ветку, а массажистка Лусина выходит из вагона. Потом видения пропадали и незнакомцы теряли знакомые обличья, а Аня чувствовала себя брошенной. Сережа на все это говорил, что она неадаптивная, и что нужно уметь расставаться с прошлым и писать новую историю, а потом начинал ругать столичный уклад жизни. В Сочи по городу кружили и улыбались друг другу одни и те же люди, и из-за этого было уютно, как в коконе. Но Москва была слишком большой, слишком людной, слишком занятой, и в многоликой толпе, и в их с Сережей маленькой квартирке Аня чувствовала себя одинокой, потерянной.

В квартирке даже чуть больше потерянной, чем в самой Москве.