Москва, которую мы потеряли

Еще в 1689 г., когда Софья была низвергнута, а царь Петр пришел к власти, родственники его матери Нарышкины поспешили захватить лидирующие позиции в государстве – и в строительстве. Два дяди Петра, Лев и Мартемьян Кирилловичи создали самые знаменитые усадебные церкви в Подмосковье: в Филях и Троице-Лыкове. По фамилии Нарышкиных ученые долго называли весь стиль «нарышкинским барокко», а потом, отказавшись от определения «барокко», стали называть «нарышкинским стилем». Кроме Нарышкиных, следует назвать еще ряд фамилий, окружавших трон и строивших с помощью тех же мастеров и в том же духе: князей Прозоровских, Головиных, князей Голицыных, Шереметевых, Салтыковых, князей Черкасских. Несколько в стороне от прочих стоят Строгановы, которые сумели создать свою артель мастеров, несколько отличающихся по своей манере в сторону большей цитатности и западной «стильности» деталей. Это может объясняться наличием в библиотеке Строгановых нескольких дополнительных трактатов с иллюстрациями – в остальном же «строгановские мастера» находятся внутри общего стиля. Строгановы – единственные заказчики, распространившие его в далекие города – Устюжну и Сольвычегодск; остальные вельможи строили в Подмосковье, и польский ренессанс на московской почве стал первым стилем, созданным почти исключительно в усадьбах и носящим уже исключительно аристократический характер. Во всей полноте стиль поддержали архиереи (можно назвать кафедральные соборы в Рязани и Пскове), но они были вынуждены применять его лишь декоративно, буквально «одевая» наличниками и колонками в новом духе массивные объемы пятиглавых шестистолпных соборов. А ростовский митрополит Иоасаф создал свой вариант стиля, в котором бесстолпные четверики храмов декорировались отдельными узнаваемыми деталями. В редких случаях настоятели крупных монастырей при царском патронаже тоже смогли организовать строительство в новом стиле, причем они были несколько свободнее в выборе типов, и потому появившиеся там здания были более органичны. Купцы и прочие слои населения Москвы и Замосковных городов не смогли создать своего варианта этого аристократического стиля. Поначалу по заказу купечества было создано несколько оригинальных и ярких версий традиционного к тому времени бесстолпного пятиглавого храма, облеченного в ренессансную декорацию (вспомним хотя бы бесследно исчезнувшие с лица земли церкви Никола Большой Крест и Воскресения в Кадашах). Кроме этих опытов, восходящих к Преображенской надвратной церкви Новодевичьего монастыря, можно было бы назвать еще один очень пышный храм Успения на Покровке, в котором завершение связано уже с центрическими храмами. Купеческие и государственные постройки Москвы представляют собой некоторое упрощение традиционного типа.

Церковь Воскресения в Кадашах времен запустения

Церковь в Кадашах возвращена верующим

Стиль времен Вечного мира был, как уже говорилось, стилем аристократическим, а потому в разборе особенностей его памятников и их групп часто большее значение имеет фигура заказчика, а не мастера. Заказчики использовали группы мастеров, артели, обладавшие неким своим почерком, но не выдвинувшие индивидуальных фигур. Попытки ученых высветить фигуры мастеров нового стиля, будь то Яков Бухвостов или Осип Старцев, не привели к сколько-нибудь ясным результатам: они остаются туманными фигурами, которые или не имели индивидуального почерка, или меняли его, или вовсе были в большей степени производителями работ, чем архитекторами. Мастера в этот период все еще оставались анонимными позднесредневековыми фигурами, растворявшимися в верхушке артели и зависящими как от нее, так и от вкусов заказчика.

Самое интересное и самое яркое было создано новым стилем в двух областях – в области белокаменного декора и центрических композиций в храмовом зодчестве, прежде всего усадебном. Декор был особой стихией: он мог сливаться со зданием в симфоническое единство, а мог преобразовать посредственное здание, создавая изысканные «брошки» на теле вполне рядовой постройки. Этот декор драгоценен как скульптура; он и был скульптурой в смысле своей особости и транспортабельности. Большие зодчие могли применять лучший декор (а следовательно, использовать лучших мастеров), как это было в Филях или Уборах, а могли и практически игнорировать его, как это наблюдается в ряде построек, сооруженных Прозоровскими, – в Зюзине, Бражникове и др. Можно указать на участие лучших скульпторов-декораторов в сооружении собора в Рязани, который по своим формам принадлежит руке зодчего, только нащупывающего благородные пропорции и не очень связывающего объем храма с декором.